Чуть-чуть считается
Шрифт:
– Так считается, Корнев, чуть-чуть или не считается? – ехидно повторила Люба.
– Я с тобой, Агафонова, помириться хотел, – буркнул Витя. – Чего ты опять за своё-то? Я вон у тебя даже извинения попросил.
– Подумаешь – извинение! – пхикнула Люба. – Зачем мне твои извинения? Я с тобой вовсе и не собираюсь мириться.
– Это почему? – надулся Витя.
– Не хочу, и всё! – сказала Люба. – Потому что ты совсем ненормальный, Корнев! И хулиган! Я тебе никогда не прощу. У тебя даже мозгов не хватает понять, что ты сделал. Мы тебе тогда достали подшипник, а ты сразу начал намекать
Глава вторая
Я ВАС ПРЕДУПРЕЖДАЛ
Наверное, Витя Корнев всё же родился счастливым человеком. Потому что ему в тот же день повезло – и он благополучно помирился и с Любой, и с Федей.
Получилось это, как ни странно, с помощью Васи Пчёлкина. И вот каким образом.
У Васи Пчёлкина как раз в тот день на «броде» произошла с Федей и Любой небольшая стычка. Стычку, в общем-то, выиграл Федя. Если, разумеется, можно считать выигрышем то, после чего победителю приходится срочно удирать от побеждённого на первой скорости. И разгневанный Вася Пчёлкин крикнул вслед удирающим Феде с Любой:
– Ну, погодите, мелочь пузатая! Я вас теперь всех поодиночке переловлю! Ноги каждому повыдёргиваю, спички вставлю и скажу, что так и было!
Кому охота вместо нормальных человеческих ног иметь деревянные спички? Ясно, никому не охота. Тем более, что от Васи Пчёлкина можно было ожидать чего угодно. Он вполне мог привести в исполнение свою угрозу. Вот почему Люба с Федей прямо с набережной побежали скорее искать Витю. И нашли его. Нашли, и Федя сказал:
– Ладно уж, Корнев, такое дело. Нам теперь всё время нужно держаться вместе. Иначе нам будет худо. И не подумай, что я из-за себя. Я из-за Любы. Но ты её тоже больше, пожалуйста, не обижай. И не обзывай её по всякому.
– Так я разве её обзывал? – обрадовался такому повороту Витя. – Я, наоборот, сам сегодня хотел с ней помириться. А она… Ты чего сегодня, Люба, на меня кричала? Помнишь, чего ты кричала?
– Ничего я вовсе и не кричала, – сказала Люба. – Ты сам начал.
– Я? – удивился Витя. – Врёшь ты, Люба! Ты…
Но тут Витя вовремя спохватился, что собственными руками отталкивает то, что идёт к нему, и сказал:
– Мы сегодня с дедом Колей на кладбище едем. Он на могилу к своим родителям. Хотите с нами?
И всё это Витя сказал очень спокойным и очень доброжелательным тоном. И Федя ответил:
– Конечно, поедем. А чего же…
А стычка с Пчёлкиным у Феди с Любой произошла вот как.
Никого не трогая, Люба с Федей шли по аллее вдоль Волги. Тут, откуда ни возьмись, навстречу им – Вася Пчёлкин.
– Привет, мелочь пузатая! – помахал Вася Пчёлкин рукой. – Как поживает мой полевой телефончик? Не надумал ли он наконец перебраться ко мне? Моё последнее
– Нет, – ответил Федя. – Мы ведь вам говорили, что не собираемся его менять.
– Тю! – удивился Вася. – Кому – нам?
– Вам, – показал на Васю Федя.
– Нам? – ткнул себя в грудь Вася. – Это ты меня величаешь на «вы»?
– Угу, – подтвердил Федя.
– Расцениваю как оскорбление, – сказал Вася Пчёлкин.- Считаю, что вы, голуби, выпрашиваете у меня в лоб по затылку. Считаю, что вам надоело ходить с ушами. Присоединяетесь? С кого начнём? Могу начать вот с этой милой крошки с косичками.
– Только учтите, – шагнул вперёд Федя, – если вы дотронетесь до Любы хоть пальцем, то…
– То что, мой храбрый рыцарь? – ласково спросил Вася.
– Тогда увидите – что, – буркнул Федя.
– Я увижу? – уточнил Вася.
– Угу, – подтвердил Федя.
– Ай, караул, – тихо сказал Вася. – Ай, убивают. Хуг!
И тотчас к Фединому лицу рывком вылетела, будто выстрелила, пчёлкинская ладонь. На ладони у Васи безобидно лежала горстка жевательной резинки.
– Угощайтесь, ребятёныши, – нежно улыбнулся Вася. – А то, когда я начну вас бить, у вас зубки повыскакивают. Жевательная резинка очень предохраняет от зубного выскакивания.
Выстрелившая в лицо ладонь не произвела на Федю того впечатления, на которое рассчитывал Пчёлкин. Федя не отшатнулся, не дёрнулся в сторону. Он, не двигаясь, смотрел в самые Васины глаза. Смотрел, строго сдвинув брови.
На Любу же внезапно вылетевшая Васина ладонь произвела совсем иное впечатление. Люба испуганно отпрянула и прикрылась руками. При этом ещё она с дрожью в голосе сказала:
– Спасибо, Вася Пчёлкин, нам не нужно твоей жевательной резинки.
Пугать, как известно, интересно лишь тех, которые тебя боятся. Чего Пчёлкину было пугать Федю Прохорова, когда он оказался вон какой? Вполне понятно, что Пчёлкин сразу переключился на испугавшуюся Любу.
– Бери, кроха, бери! – полезли в самое Любино лицо пальцы с грязными ногтями. – Угощаю ведь. Бесплатно.
– Спасибо, мы не хотим, – пискнула Люба. – Нам не надо, Вася. У нас есть такая резинка. Честное слово. Точно такая же.
– Такая же? – почему-то удивился Вася, будто, кроме него, никто больше не мог достать подобной резинки. В голосе у Васи появилась настороженность. – Как это… такая же?
– Ну… точно такая.
– Врёшь, – сказал Вася.
– Честное пионерское.
– Покажи.
– Вот, пожалуйста. – И Люба достала из кармашка завёрнутую в яркую обёртку дольку.
На обёртке синело небо и желтели роскошные ананасы. Долька была из остатков той самой резинки, что дал ребятам иностранный мальчик.
– Тю! – воскликнул Вася Пчёлкин. – Так это не ты ли наврала на меня Ивану Грозному? Завуч мне всё время эту резинку совал, доказывал, что это я принёс её в школу. А я в тот день как раз ничего и не приносил. Мне даже любопытно сделалось.
В левой руке Пчёлкин держал горстку жевательной резинки. Он зажал её в кулак, а правой рукой схватил Любу за косы.