Чуть-чуть считается
Шрифт:
– До тех пор, Иван, – отозвалась Светлана Сергеевна, – пока ты не станешь вести себя иначе.
Вот те раз! Оказалось, Светлана Сергеевна с завучем без всякого разговаривали на «ты». Хотя только сегодня Витя собственными ушами слышал, как они обращались друг к другу на «вы». Выходит, при всех у них было одно, а наедине другое.
– Мне не совсем, честное слово, понятно, – сказал Иван Игоревич, – за что ты так уж на меня обиделась. Дело, по-моему, не стоит выеденного яйца. Самое главное, Света, как я отношусь к тебе. А это ты прекрасно
– Ага, знаю, – вздохнула Светлана Сергеевна, – ты относишься ко мне, как многоопытный педагог с десятилетним стажем к бездарной подготовишке. Моё мнение для тебя…
– Это не так, Света! – перебил он.
– Нет, так, Иван, – тихо сказала она. – Я уже сто раз говорила тебе, что мне отвратителен постоянный обман, который ты возвёл чуть ли не в главный принцип педагогики. Обман во имя укрепления авторитета! Какая чушь! Ты, Иван, почему-то считаешь возможным принести мне в класс билеты на концерт и сказать при учениках, что это вопросы по методике. Ты…
– Света! – взмолился Иван Игоревич. – Но ведь всё это мелочь. Неужели мы будем из-за неё ругаться? Ведь главное, что я люблю тебя. Я люблю тебя больше жизни!
– И боишься, что об этом кто-нибудь узнает? Боишься, что наши с тобой отношения подорвут незыблемый авторитет завуча?
– А тебе непременно нужно разафишировать наши отношения на всю школу?
– Разафишировать? – удивилась Светлана Сергеевна. – Но неужели ты всерьёз веришь, что в школе никто ни о чём не знает и ничего не замечает? Да те же мои ученики, которых ты считаешь несмышлёнышами, знают и видят в сто раз больше, чем тебе кажется. И ложь не помогает тебе, Иван. Ты напрасно тешишь себя надеждой, будто пользуешься у них уважением. Они всего-навсего боятся тебя.
– Это неправда!
– Нет, Иван, правда.
– Ты ещё слишком наивна, Света, – сказал завуч. – Пройдёт немного времени, и ты на собственном опыте убедишься, что только безоговорочная дисциплина способна держать учеников в узде, что только отсюда начинается истинное уважение к воспитателю.
– С узды? – тихо спросила Светлана. – Я, Иван, считаю, что между воспитателем и воспитуемым несколько иные отношения, чем между лошадью и всадником.
Наступила пауза. И Витя почувствовал, что ещё немного, и он не выдержит. У Вити совершенно затекли спина и шея, онемели ноги и руки.
– Света! – выдохнул завуч. – Светланка! Ну почему мы, родная, всё время говорим не о том? Какое отношение к тому, что есть между нами, имеет школа, педагогика, твой класс? На земле, Светланка, живём только ты и я. Больше никого! Ты ведь знаешь, как я люблю тебя!
Парта, под которой притаился Витя, не то чтобы скрипнула. Она взвыла и завизжала на весь класс. Хотя Витя всего-навсего еле двинулся.
– А? – сказал завуч. – Что там такое? Ты слышала?
По проходу зашагали ботинки. Ближе, ближе… И с каждым шагом Витя всё больше вжимался в парту. Только куда тут вожмёшься? Был бы букашкой, забрался в щель, удрал в
– У тю-тю! – раздалось над Витей. – Да тут, оказывается, засел тайный агент. Ну-ка, вылезай!
Витя выбрался из-под парты и с трудом разогнулся.
– Каким образом, Корнев, ты тут очутился? – удивилась Светлана Сергеевна. – Или мне просто померещилось, что ты открыл дверь и ушёл?
Завуч сел боком на парту. Поставил ногу на сиденье и спросил:
– Ты, разумеется, знаешь, родимый, как поступают с пойманными на месте преступления шпионами?
– Иван! – сказала Светлана Сергеевна.
– Иван Игоревич, – поправил он. – Для учеников моей школы, Светлана Сергеевна, в их присутствии я для вас всегда буду только Иваном Игоревичем. Этот вопрос обсуждению не подлежит.
– Но как же можно, Иван…
– О, есть светлая мысль! – воскликнул завуч. – Сейчас мы, Светлана Сергеевна, с помощью вашего ученика прекрасно разрешим наш спор. Ответь нам, пожалуйста, Корнев, коль ты уж тут очутился и кое-что слышал, ответь: почему меня уважают в школе – просто так или потому, что боятся?
– Но это ведь опять то же самое, Иван… Как же ты не понимаешь, что…
– Вас, Светлана Сергеевна, я прошу пока помолчать, – сказал завуч. – Я спрашиваю Корнева. Пускай всё будет объективно. Как говорится, устами младенца глаголет истина. Ну, так как, Корнев? Я жду ответа.
Но что мог Витя ответить на такой вопрос? Про коров было и то проще ответить, чем на такое. Если, конечно, говорить по-честному, то, по Витиному мнению, Ивана Грозного вовсе совсем и не уважали, а просто боялись. Но не скажешь ведь такое в лицо взрослому человеку и тем более завучу. А неправду говорить – так какой же тогда Витя гражданин? Никакой он тогда не гражданин. Ещё хуже, чем Вася Пчёлкин.
– Не знаю я, – просопел Витя, не придумав ничего более вразумительного.
Он просопел эти слова и тотчас понял, что всё равно обманывает. Что это почти одно и то же, как если сказать: «Вас все очень уважают, Иван Игоревич. И просто так уважают. Без всякого».
– Вы не гражданин, – вдруг выговорил Витя.
– Что, что?! – удивился завуч. – Что ты сказал?
– Я сказал, что вы не гражданин, – более твёрдо повторил Витя. – Светлана Сергеевна вам правильно говорила, что вы обманщик. Поэтому вас в школе никто и не любит. Вас только боятся. Вы…
– Молчать! – обрезал Витю завуч. – Ишь распустились! Убирайся отсюда вон, наглец! И передай отцу, что я хочу с ним увидеться. В любое удобное для него время. Мне думается, он забыл втолковать тебе, что такое уважение к старшим. Пока твой отец не придёт в школу, к занятиям тебя больше не допустят. Видели, Светлана Сергеевна, к чему приводит ваша мягкосердечность? Видели? Вот вам, пожалуйста, и разрешение нашего спора.
Глава седьмая
МЕДАЛЬ «ЗА ОТВАГУ»