Чувство льда
Шрифт:
– Любовь Григорьевна, – мягко остановил ее Тодоров, – припомните, пожалуйста, вчерашний вечер в клубе. Все, что показалось вам примечательным, необычным, привлекло ваше внимание. Особенно если это касается ваших племянников и Кати.
– Вы что?! – Филановская гневно посмотрела на него. – Вы что, всерьез полагаете, что мои мальчики могут быть в этом замешаны? Да я больше чем уверена, что это сделал кто-то из Катиных кавалеров, она девушка красивая, с Андрюшей ей было сложно, она искала кого-нибудь получше, с перспективой.
– И все-таки, – настойчиво продолжал Антон, – я прошу вас вспомнить все, что можете. Я ведь рассказал вам про украденный пистолет. А Катя была застрелена из пистолета такой же марки. Вполне возможно, что именно из него. Украсть пистолет мог только тот, кто работает в издательстве или бывает в нем. Почти все сотрудники издательства вчера были в клубе, и вы имели возможность за ними наблюдать. Вы ведь хорошо знаете тех, кто работает в «Новом знании», правда?
– Ну… пожалуй, – нехотя согласилась она. – Во всяком случае тех, кто давно работает.
– Вот и давайте для начала пройдемся по списку, – Тодоров протянул ей несколько скрепленных листков, которые распечатал сегодня утром со своего компьютера. – Отметьте галочкой тех, кого вы видели.
Филановская взяла карандаш и начала читать. Сначала молча, потом стала комментировать вслух.
– Видела… так… его тоже видела… нет, я его знаю, но он мне не попадался на глаза… видела… эту не знаю…
– Кого? – тут же спросил Антон.
– Какая-то Марина Савицкая. Новенькая, что ли?
– Да, новая сотрудница отдела рекламы. Она была в клубе.
– Ах да, Саша мне ее представил, только я имя запамятовала. Ладно… Таню видела… кстати, она удивительно хорошо выглядит для своих лет… Анечку тоже видела… Янкевич был… а это…
Она запнулась. На лице мелькнул испуг, но Любовь Григорьевна быстро справилась с собой.
– Что? – насторожился Тодоров.
– Нет, ничего, просто фамилия показалась знакомой.
– Чья фамилия?
– Вот… Колосов.
Она сделала паузу, и Антону показалось, что Филановская пытается унять дрожь в руках. Интересно.
– Дмитрий Сергеевич, – спокойно сказал он. – Это наш инженер здания. Разве вы с ним не знакомы?
– Нет! – почти выкрикнула Любовь Григорьевна, но тут же взяла себя в руки и добавила: – Наверное, он недавно работает. Иначе Саша познакомил бы меня с ним еще на новогодней вечеринке. Саша обычно знакомит меня с новыми сотрудниками.
– Да, – легко согласился Тодоров, делая вид, что ничего не заметил, – он работает недавно, всего месяц. Жаль, что вы незнакомы, он вам понравился бы. На редкость красивый мужчина, смуглый, темноглазый, очень привлекательный…
– Простите, – она с грохотом отодвинула стул и резко поднялась из-за письменного стола, – мне нужно зайти к маме, ей пора принимать лекарство.
Антон задумчиво посмотрел ей вслед. Значит, Колосов. Уж не его ли она так боится? И не поэтому ли старается убедить его, Антона, что письма ей пишет сын Юрцевича?
Филановская не закрыла дверь в кабинет, и до Антона донесся голос Тамары Леонидовны, декламирующей из Шекспира. Другой голос, менее звучный, подавал реплики, слов которых Антон разобрать не мог. Значит, сиделка на месте. Что это Любовь Григорьевна так озаботилась насчет лекарства? Сиделка и проследит, это ее обязанность. Значит, все-таки Колосов. Любовь Григорьевна сорвалась и под предлогом неотложного визита к маменьке взяла тайм-аут, чтобы собраться с мыслями.
Теперь из комнаты Тамары Леонидовны доносились уже три голоса, и Тодоров, воровато оглянувшись, вытащил из кармана мобильник.
– Нана, – вполголоса произнес он, прикрывая трубку рукой, – что ты знаешь о Колосове, кроме анкетных данных? Это наш новый инженер.
– Его Саша взял, – тут же ответила Нана. – Это какой-то его знакомый.
– Какой именно? Шеф ничего не объяснял?
– Без подробностей. Сказал только, что они познакомились, когда им с Андрюшкой было лет по одиннадцать или двенадцать, что-то в этом роде, он уже и сам точно не помнит. А в чем дело?
– Потом, – быстро прошептал он. – Ты меня ждешь?
– Я же обещала, – в голосе Наны Антон услышал улыбку. – А ты скоро?
– Боюсь, что нет. Мне предстоит серьезный бой с тетушкой.
– Удачи тебе, сыщик, – засмеялась она.
Спрятав телефон, Антон встал и прошелся по комнате. Ему всегда лучше думалось в движении. Братьям Филановским по тридцать шесть, скоро исполнится тридцать семь. Колосову – намного больше, лет пятьдесят. Конечно, он очень моложав и на этот возраст не выглядит, но Антон помнил его анкету и свое удивление этим несоответствием паспортных данных и внешнего вида. Стало быть, он старше братьев лет на пятнадцать, и когда им было по одиннадцать-двенадцать, Колосову стукнуло как минимум двадцать пять. Что у них могло быть общего? На какой почве они познакомились? Причем знакомство было явно запоминающимся, потому что спустя столько лет Александр Филановский счел его достаточным основанием для того, чтобы принять Колосова на работу. Может ли такое быть, чтобы тетка и бабка мальчиков об этом не знали? Маловероятно. Недаром Любовь Григорьевна сказала, что фамилия показалась ей знакомой. Значит, она знала о Колосове. Ну и почему она замолчала и испугалась? Надо дожимать, и дожимать прямо сейчас.
Голоса в комнате Тамары Леонидовны сделались громче, в них появились нотки раздражения и отчетливо стали слышны слова.
– Я не понимаю, почему в репетиционном зале посторонние! Мне мешают репетировать!
– Мама, ты не в репетиционном зале, ты у себя дома. Перестань валять дурака.
– Нет, я не дома! Я именно в театре! И здесь я всех знаю, а дома я не знаю никого, даже эту, ну… эту.
– Кого – эту?
– Ну, у кого я сейчас живу. Я ее не знаю.
– Мама, ты живешь со мной, я твоя дочь Люба. И ты сейчас находишься дома.
– Какая Люба? Я тебя не знаю. Поди прочь, не мешай нам репетировать.
Оглушительно хлопнула дверь, послышались быстрые шаги – Любовь Григорьевна возвращалась.
– Это невозможно!
Она тяжело опустилась на свое место за столом и обхватила голову руками.
– Она меня изводит, специально изводит. Так не бывает, чтобы она узнавала всех, кроме меня. Она просто притворяется, чтобы мне насолить. Вот ведь характер! Господи, меня прямо трясет…
Филановская открыла ящик стола, достала мензурку и флакон с сердечными каплями, долила немного воды из стоящего на подоконнике хрустального кувшина и залпом выпила. На худощавом запястье сверкнул под ярким светом люстры изящный золотой браслет с бриллиантами.