Чужак в чужой стране
Шрифт:
— Я правильно это не делал?
— Очень правильно делал, для первого раза. Последи за Доркас.
Смит обдумал предложение.
— Вода грокает Доркас. Она его лелеет.
— «Ее». Доркас — она, а не он.
— «Ее» — поправился Смит. — Мое говорение неверно? В «Вебстеровском словаре английского языка», новое международное издание, третий выпуск, отпечатано в Спрингфилде, Массачусетс, я прочел, что мужской род включает в себя женский род при говорении. В законе Хэгворда о контрактах, пятое издание, Чикаго,
— Погоди, — поспешно прервал его Джубал, — мужской род включает в себя женский, когда говорят в общем, но не тогда, когда имеется в виду конкретный человек. Доркас всегда «она», «ее», а не «он», «его».
— Запомню.
— Постарайся, а то Доркас, пожалуй, докажет тебе, что она — женщина. — Хэршо задумался. — Джилл, он спит с тобой? Или с кем-нибудь из вас?
Поколебавшись, она невозмутимо ответила:
— Насколько мне известно, Майк вовсе не спит.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— Можете считать, что я намеренно сделала это. Во всяком случае, он не спит со мной.
— М-м-м… проклятие, у меня чисто научный интерес. Майк, а что ты еще выучил?
— Два способа завязывать шнурки на ботинках. Один — чтобы упасть и лежать. Второй — чтобы ходить. Я научился спряжению: я есть, ты есть, он есть, мы суть, вы суть, они суть, я был, ты был…
— Ладно, хватит. Еще что?
Майк восторженно улыбнулся:
— До вчера я учусь катать трактор, ярко-ярко и с красотой.
— Что?! — Джубал обернулся к Джилл. — Не понял?
— Вчера днем, пока вы спали, Джубал. Все в порядке, Дюк присматривал за ним.
— Вижу, что все в порядке. Майк, ты читал?
— Да, Джубал.
— Что?
— Я читал, — честно ответствовал Майк, — три тома энциклопедии, от «Мариб» до «Мушр», от «Мушр» до «Озон», от «П» до «План». Ты велел мне не читать все подряд, поэтому я остановился. Потом я прочитал трагедию «Ромео и Джульетта» великого Вильяма Шекспира из Лондона. Затем — «Мемуары Жака Казановы», как они переведены на английский Френсисом Валлманом. Затем старался грокнуть прочитанное, пока Джилл не пришла за мной, — пора было завтракать.
— Ну и как, грокнул?
— Джубал, не знаю, — с волнением ответил Смит.
— Что тебя волнует?
— Я не могу грокнуть всю полноту того, что прочитал. В истории, написанной великим Вильямом Шекспиром, я испытал большое счастье от смерти Ромео. Но потом я стал читать дальше — и понял, что он лишился телесной оболочки слишком рано… я думал так и грокал. Почему?
— Да он же просто трепач, молодой дурак.
— Извини?
— Не знаю, Майк.
Смит обдумал ответ, потом пробормотал что-то по-марсиански и добавил:
— Я всего лишь яйцо.
— Что? Ты всегда говоришь это, когда хочешь о чем-то попросить. О чем же, Майк?
Смит поколебался, затем выпалил:
— Джубал, брат мой, пожалуйста, спроси Ромео, почему он прекратил телесное существование? Я не могу сам спросить — я всего лишь яйцо. Но ты можешь, — а потом научишь меня грокать такое.
Джубал понял: Майк верит, что Ромео был живым человеком, и ожидает, что он, Джубал, вызовет дух Ромео и потребует объяснения его поведения во плоти. Но как объяснить, что Капулетти и Монтекки никогда не существовали? Концепция «вымысла» выходила за рамки опыта Майка, для нее не было основания. Джубал все же попытался объяснить, но Майк так расстроился, что Джилл испугалась, как бы он снова не отключился.
Однако Майк заметил, что оказался в опасной близости от необходимости свернуться в шар; он уже научился понимать, что в присутствии друзей нельзя впадать в такое состояние, потому что (за исключением его брата доктора Нельсона) у них это вызывало эмоциональное расстройство. Сделав титаническое усилие, он замедлил сердцебиение, привел в порядок свои эмоции и улыбнулся.
— Я буду ожидать, пока гроканье придет само.
— Отлично, — согласился Джубал. — Знаешь, прежде чем что-то прочесть, спроси меня, Джилл или еще кого, вымысел это или нет. Иначе ты снова запутаешься.
— Спрошу, Джубал. — Майк решил: если удастся полностью грокнуть странное понятие, он передаст его Старейшинам. Интересно, а Старейшинам известно про «вымысел»? Но невероятная мысль о существовании понятия, настолько же чуждого Старейшинам, насколько оно было чужим ему, была куда более революционной, чем сама невероятная концепция «вымысла», и он отложил ее в сторону: пусть остынет, сохранится для медитации.
— …но я позвал тебя, — продолжал его брат Джубал, — не за тем, чтобы беседовать о литературе. Майк, помнишь тот день, когда Джилл увела тебя из больницы?
— Больницы, — повторил Майк.
— Джубал, я не уверена, что он знал, где находился, — прервала Джилл. — Дайте я попытаюсь.
— Валяй.
— Майк, помнишь то место, где ты жил один, комнату, где я тебя одела и увела?
— Да, Джилл.
— Потом мы пошли в другое место, где я тебя раздела и усадила в ванну.
Смит улыбнулся воспоминанию:
— Да. Большое счастье было.
— Потом я тебя вытерла — и тут пришли двое мужчин.
Улыбка сползла с лица Майкла, он задрожал, съежился.
— Майк, перестань! — прикрикнула Джилл. — Не смей отключаться!
Майк сконцентрировался:
— Да, Джилл.
— Послушай, Майк, вспомни тот день, но не расстраивайся. Двое мужчин. Один из них втащил тебя в гостиную.
— Комната со счастливой травой, — согласился он.
— Верно. Он втащил тебя в комнату с травяным полом, я хотела его остановить, и он меня ударил. Потом он исчез. Помнишь?
— Ты не сердита?
— Что? Нет, вовсе нет. Один исчез, другой направил на меня оружие — и тоже исчез. Я напугалась, но не рассердилась.