Чужак в чужой стране
Шрифт:
— Терпеть не могу змей.
— Снова предрассудок. Многие змеи безобидны, полезны и с ними не соскучишься. Алая змейка была просто прелесть, красные, черные и желтые полоски — послушное чудное домашнее животное. Полагаю, она ко мне привязалась. Я знал, как обращаться со змеями: не пугать их и следить, чтобы не укусили, ведь даже укус безвредной змеи чертовски неприятен. Эта малышка была моей гордостью, я частенько брал ее с собой, показывал ее окружающим, держа за головку, в то время как она обвивалась вокруг моей руки.
Однажды я показал свою коллекцию герпетологу в зоопарке
— Конечно, держать в доме змей нельзя, я и так это знал.
— О, ради всего святого! Да у меня были и гремучие змеи, и гадюки. Ядовитые змеи опасны, но не более, чем заряженное ружье. И с тем и с другим нужно обращаться с осторожностью. Моя змея представляла опасность, пока я не подозревал, на что она способна. Если бы, в своем невежестве, я обошелся с ней неловко, она убила бы меня так же легко и простодушно, как царапается котенок. Именно это я и пытаюсь втолковать тебе насчет Майка. Он выглядит обычным человеком мужского пола, довольно-таки недоразвитым, неуклюжим, ужасающе невежественным, но сообразительным, послушным — и он жаждет учиться. Но, как и моя змейка, Майк совсем не то, чем кажется на первый взгляд. Если он не доверяет тебе, он может оказаться куда смертоноснее коралловой змеи. Особенно, если он решит, что ты причиняешь вред его братьям по воде, например. Джилл или мне.
Хэршо покачал головой:
— Да, Дюк, если бы ты поддался порыву и врезал мне, а Майк стоял бы в дверях, ты был бы мертв прежде, чем я успел бы что-то сделать. А Майк попросил бы прощения за то, что «уничтожил пищу» — твою мясистую тушу. Но он не испытывает чувства вины. Для него это всего лишь необходимость, ты его вынудил. А что касается тебя… Майк верит в бессмертие души.
— Чего? Ну, черт, я тоже, однако…
— Веришь ли?. — мрачно переспросил Джубал: — Сомневаюсь.
— Ну конечно! Правда, я не часто хожу в церковь, но воспитывали-то меня в вере.
— Отлично. Хотя сам я никогда не мог понять, как это Господь решается полагаться на то, что вера поможет его чадам выбрать единственно верную из религий. Сдается мне, что для управления Вселенной этот способ довольно небрежен. Однако, коли уж ты веришь в бессмертие, не стоит волноваться о твоей кончине. Желаешь, чтобы тебя кремировали или похоронили?
— О, Христа ради, Джубал, оставьте меня в покое!
— Да это же невозможно. Пока ты считаешь, что вместо коралловой змеи у нас тут безвредный уж, я не гарантирую твою безопасность. Любая ошибка может стать последней. Однако обещаю: я не позволю Майку съесть тебя.
У Дюка отвисла челюсть, затем он ответил — нечленораздельно и непечатно. Выслушав его, Хэршо брюзгливо промолвил:
— Ладно, остынь. Договаривайся с Майком сам. — Он склонился к проектору. — Хочу посмотреть, что получилось. Черт, гнусная штука!
— Не надо дергать, вот так… — Дюк наладил проектор, отрегулировал фокус, сбитый Хэршо, и вставил пленку.
На тему увольнения они больше не говорили. Четырехмиллиметровый проектор с устройством для воспроизведения звука стоял на столе. Вскоре они уже смотрели на экранчик, наблюдая за событиями, приведшими к исчезновению ящика из-под бренди.
Джубал увидел, как коробка летит по направлению к его голове и исчезает прямо в воздухе.
— Энн порадуется: камеры подтверждают, что она все увидела так, как было. Повтори-ка помедленнее.
— О’кей. — Дюк, перемотав пленку, сообщил: — Десять к одному.
Сцена та же, но при замедлении звук был бесполезен, и Дюк отключил его. Коробка поплыла из рук Джилл к голове Джубала и затем прекратила свое существование. Но при замедленном движении стало видно, как она уменьшается и уменьшается, прежде чем исчезнуть.
— Не можешь еще замедлить?
— Секунду, похоже, кассета подпортилась.
— Что?
— Понятия не имею, что тут. Вроде при нормальной скорости все было в порядке, но когда я замедлил, получилась обратная перспектива. Коробка удалялась от нас, и довольно быстро — но все равно было видно, что к нам она ближе, чем стена. Искаженный параллакс, конечно. Но я же не вынимал кассету…
— Погоди, ну-ка вставь кассету из другой камеры.
— А, понял, получим угол в девяносто градусов и увидим, как все произошло, даже если я испортил первую пленку — Дюк заменил кассету.
— Ну что, первую часть прогоним побыстрее, а последнюю замедлим?
— Валяй.
Изменился лишь угол зрения, сцена осталась той же. Когда Джилл схватила коробку, Дюк замедлил пленку, и они снова проследили за исчезновением.
Дюк выругался:
— Что-то не в порядке и со второй камерой.
— Ну, так?
— Съемки-то шли сбоку, значит, коробка должна была выйти из кадра, а она пропадает из виду так же, как и в первый раз. Вы сами видели.
— Да, — согласился Джубал, — прямо перед нами.
— Но это невозможно — угол-то разный.
— Что значит «невозможно», раз мы сами видели? — И Хэршо добавил: — Если бы мы воспользовались допплеровским радаром, интересно, что бы он показал?
— Откуда мне знать? Разберу камеру по винтику.
— Не стоит.
— Но…
— Дюк, с камерами все в порядке. Что находится под углом девяносто градусов по отношению ко всему остальному?
— Не умею загадки разгадывать.
— А это не загадка. Могу отослать тебя к мистеру Квадрату из страны Плоскостей, а могу ответить сам. Что является перпендикуляром по отношению ко всему остальному? Ответ: два тела, пистолет и пустая коробка.
— Какого черта, босс?
— Да я никогда еще так ясно не выражался. Попробуй поверить собственным глазам, а не настаивай на том, что камеры испортились, раз они показали не то, что ты ожидал. Давай-ка остальные.
Ничего нового к тому, что уже понял Хэршо, они не прибавили. Пепельница, например, зависнув у потолка, вышла из поля зрения камер, но все они записали ее неспешный спуск. Изображение пистолета на экране было совсем маленьким, но насколько можно было судить, он исчез вдали, не двигаясь с места. В то время, когда оружие сгинуло, Хэршо сжимал его в руке, и он был очень доволен, если «доволен» тут подходящее слово.