Чужак в чужой стране
Шрифт:
— Мне нужны копии.
Дюк замялся:
— А я еще тут работаю?
— Что? О, проклятие! В кухне ты есть не будешь, это решено раз и навсегда. Постарайся забыть о своих предрассудках… Послушай!
— Слушаю.
— Когда Майк попросил меня оказать ему честь, позволив отведать моего иссохшего старческого тела, он сам оказывал мне высочайшую честь, по тем единственным правилам, которые ему пока что известны. Впитал их «с молоком матери», так сказать. Он сделал мне величайший комплимент, дал понять, что это очень почетно. Неважно, что по этому поводу думают в Канзасе, Майк-то по-прежнему живет по марсианским законам.
— Предпочитаю Канзас.
— Да, —
Дюк покачал головой:
— Не согласен, Джубал. Конечно, Майку не повезло, он вырос вдали от цивилизации. Но это совсем другое, тут просто инстинкт.
— «Инстинкт», дерьмо!
— Точно. Ведь я-то не впитал вместе с молоком матери заповедь: не будь каннибалом. Просто я всегда знал, что это жуткий грех. Да при одной мысли мне становится дурно! Это один из базовых инстинктов.
Джубал застонал.
— Дюк, ну почему так вышло, что ты столько знаешь о механизмах и ни черта не знаешь о себе? Твоей матери не требовалось повторять «Не ешь товарищей по игре — это грех», потому что ты впитал это из нашей культуры, как и я. Шутки о каннибалах и миссионерах, мультики, сказки, фильмы ужасов, да мало ли что еще! Черт побери, сынок, дело не в инстинкте. Каннибализм, если поглядеть на нашу историю, — один из самих распространенных обычаев. Твои предки, мои предки — да все подряд.
— Ваши предки возможно.
— М-м-м… разве ты не говорил мне, что в тебе есть индейская кровь?
— Что? Да, одна восьмая. Ну и что?
— Да то, что среди наших пращуров наверняка есть каннибалы, но с твоей стороны они куда ближе…
— Ах вы, старый лысый…
— Не кипятись! Ритуальный каннибализм был принят среди многих племен американских аборигенов — можешь проверить по справочникам. Кроме того, мы же североамериканцы, у нас больше шансов оказаться родственниками выходцев из Конго… Но даже если бы ты был чистокровным потомком североевропейцев (глупая мысль, ведь незаконнорожденные представляют собой куда большую часть населения, чем признано официально), даже если мы и европейцы, это всего лишь позволит нам более точно выяснить, от каких каннибалов мы произошли… потому что в любой ветви человечества найдется каннибализм. Утверждать, что какой-то обычай противоречит «инстинкту», глупо, потому что ему следовали миллионы людей.
— Но… ладно, пора бы понять, что спорить с вами бесполезно. Джубал, вы все вывернете наизнанку. Ладно, допустим, мы произошли от дикарей, ну и что? Мы-то цивилизованные, по крайней мере я.
Джубал ухмыльнулся.
— Хочешь сказать, что я — нет? Сынок, помимо того, что мои условные рефлексы не позволяют мне мечтать о ростбифе из… ну, из твоего окорока, например, — так вот, помимо впитанного с детства предрассудка, я полагаю, что наше табу насчет каннибализма — отличная идея. Причем именно потому, что мы дикари.
— Как?
— Не будь наше табу настолько сильным, что ты считаешь его инстинктом, я мог бы составить длинный список людей, к которым я бы никогда не повернулся спиной, учитывая нынешнюю цену на говядину. Ну?
— Да уж, я тоже не доверюсь даже собственной бывшей теще, — неохотно улыбнулся Дюк.
— А как насчет нашего милейшего соседа с южной стороны, который так небрежно обходится с чужими стадами во время охотничьего сезона? Будешь держать пари, что мы с тобой не оказались бы у него в холодильнике? А вот Майку я доверяю, потому что Майк как раз цивилизован.
— То есть?
— Майк совершенно цивилизованный человек — с марсианской точки зрения. Ты ведь достаточно общался с Майком, чтобы убедиться: принцип «пес ест пса»… или «марсианин ест марсианина»… не характерен для марсиан. Да, они поедают мертвецов, а не хоронят их в земле, не сжигают, не оставляют на съедение стервятникам. Но этот обычай обставлен массой церемоний и имеет глубокий религиозный смысл. Марсианина никогда не убивают, «убийство» вообще, похоже, не входит в их понятие. Марсианин умирает, причем решение он принимает сам, посоветовавшись с друзьями и получив согласие духов своих предков на то, чтобы присоединиться к ним. Решив умереть, он делает это так же легко, как мы закрываем глаза — никакого насилия, никаких болезней или сверхдозы снотворного. Секунда — он живой, еще секунда — и он уже дух. Тогда друзья съедают соплеменника, ведь тело ему больше не нужно, и «грокают» его, как сказал бы Майк, восхваляя добродетели покойного и одновременно намазывая его плоть горчицей… А дух присутствует на празднестве. Насколько я понимаю, это своего рода конфирмация, где дух обретает статус Старейшины — верховного правителя.
Дюк скорчил рожу.
— Господи, ну и суеверие!
— Для Майка это самая торжественная, самая восхитительная религиозная церемония.
Дюк фыркнул:
— Джубал, неужели вы верите в эту болтовню о «духах»? Всего лишь людоедство в сочетании с суевериями, вот и все.
— Ну, я не стал бы так далеко заходить. Мне сложновато проглотить понятие «Старейшины», но Майк-то говорит о них так, будто мы обсуждаем события, происходившие на прошлой неделе. Что до остального, Дюк… в какой церкви ты воспитывался? — Дюк ответил, и Джубал продолжил: — Так я и думал, большинство живущих в Канзасе принадлежат к твоей церкви или к одной из родственных ей, но чтобы их различить, нужно взглянуть на крест. Скажи-ка, что ты ощущал, участвуя в символическом каннибализме, играющем столь большую роль в ритуалах твоей церкви? Я имею в виду причастие.
Дюк вытаращил глаза:
— О чем вы?
Джубал серьезно посмотрел на него:
— Ты был прихожанином или просто посещал воскресную школу?
— Что? Ну, конечно, я был членом прихода, да и сейчас вхожу в него, хотя и нечасто бываю в церкви.
— А я думал, может, ты не удостоился чести. Ну тогда ты понимаешь, о чем я, подумай-ка. — Джубал поднялся с места. — Все, я не собираюсь больше спорить о разновидностях ритуального каннибализма. Хватит, мне некогда избавлять тебя от предубеждений. Ну как, уходишь? Если да, я велю тебя проводить. Или хочешь остаться? Жить здесь и есть за одним столом с нами, каннибалами?
Дюк насупился:
— Пожалуй, останусь.
— Тогда я умываю руки. Ты видел съемки. Если ты достаточно умен, чтобы не «толочь воду в ступе», то уже сообразил: наш марсианин весьма опасен.
Дюк кивнул:
— Я не так глуп, как кажется, Джубал. Но я не позволю Майку выставить меня отсюда. Вы говорите, он опасен. Я не собираюсь его заводить. Черт побери, Джубал, этот малый мне нравится — в основном.
— М-м-м… ты все еще недооцениваешь его. Слушай, если ты настроен к нему дружелюбно, лучшее, что можно сделать, — это предложить ему стакан воды. Понял? Стань его «братом».