Чужая дуэль
Шрифт:
Уже с удовольствием прихлебывая красное вино, я полюбопытствовал:
— Старый, а ты случаем не знаешь, что горит?
— Почему не знаю? — усмехнулся лакей. — Конечно, знаю. Полиция горит.
— Как полиция? — от такого сюрприза я даже поперхнулся, зайдясь в кашле.
— Да уже почитай второй час полыхает, — старик с неожиданной силой стукнул мне по спине, выбивая попавшую не в то горло влагу.
Отдышавшись, я брякнул недопитый фужер на стол и скомандовал:
— Срочно буди кучера. На пожар меня повезет.
Как ни в чем ни бывало он ответил:
— Так кучер, барин, давно готов. У парадного дожидается.
Эта новость потрясла меня даже больше, чем известие о пожаре в полицейской части. Осев обратно на стул, с которого, было, привстал, я, глупо хлопая глазами, спросил:
— И кто же это распорядился?
— Я распорядился, — гордо ответил лакей.
— Так что же это получается? — подозрительно прищурился я на него. — Выходит, ты заранее знал не только про пожар, а даже то, что я туда ехать соберусь?
— Да Бог с тобой, барин, — без тени смущения отмахнулся старик. — Я ж, чай, больше чем полвека в услужении. Неужто не смекну. Такой трезвон по сию пору стоит, удивительно, что весь дом еще не на ногах. Уж кто-то, да должен был проснуться и дознаться, что полиция горит, а там и ехать туда надумать. Вот я на всякий случай Прошку и растолкал. И ведь как в воду глядел, — сиял он от гордости за свою сообразительность.
Такое объяснение меня вполне удовлетворило и я, не теряя времени, бросился одеваться.
…Когда мой излюбленный хозяйственный экипаж добрался до полицейской части, у здания уже обрушилась крыша. Вокруг него метались какие-то полуодетые люди с ведрами, суетилась пожарная команда в брезентовой форме и блестящих касках. Пожарные больше поливали соседние дома, стараясь не допустить распространения огня, чем спасали недвижимость Министерства внутренних дел.
Потолкавшись в толпе, я выловил с головы до ног перепачканного сажей Селиверстова. К нему испуганной собачонкой жался мокрый Никодим, с криво перебинтованной грязным бинтом головой.
Узнав меня, околоточный размазал жирную копоть по потному лицу и вместо приветствия, обреченно заскулил:
— Ну, скажи на милость, чем я так Бога прогневил, а?.. За что мне все эти напасти?.. Теперь все… Волчий билет в зубы и на улицу, — он опустился на корточки, обхватил голову руками и тонко, по-бабьи, завыл.
Никодим, одной рукой беспрестанно поправляя сползающую на глаза повязку, второй неловко пытался поднять начальника, бормоча как заведенный:
— Будет вам, Петр Аполлонович, будет…
— Так! — я оттолкнул Никодима в сторону, ухватил Селиверстова за воротник, вздернул вверх и грубо, изо всей силы встряхнул. — Прекратить истерику! Распустил, понимаешь, сопли!
Полицейский вяло дергался, пытаясь освободиться, а Никодим, с трудом удержавший на ногах, сжал кулаки в готовности броситься на помощь начальнику. Я, отпустив околоточного, предостерегающе наставил на Колесникова указательный палец и прошипел:
— Иди, погуляй.
Селиверстов, потихоньку приходящий в себя апатично протянул:
— Да, Никодим… Иди… Иди… Посмотри, может, что из вещей вытащили?.. А нам, тут, это, поговорить надо.
Когда Никодим, недоверчиво оглядываясь, побрел в сторону пышущего жаром пожарища, я прихватил околоточного за рукав и потащил за собой.
В экипаже, вытащив из вещевого ящика предусмотрительно прихваченную бутылку с водкой, сорвал с нее осургученную пробку и протянул Селиверстову:
— Пей.
Тот послушно сделал несколько глотков из горла, фыркнул, зашелся в кашле, вытирая рукавом выступившие слезы.
— Ну? — я забрал у него бутылку. — Полегчало?
Селиверстов, тяжело дыша открытым ртом, кивнул головой и прохрипел:
— Да вроде отпустило… Закурить дай.
Околоточный трясущимися грязными пальцами схватил папиросу и сломав две спички смог прикурить только с третьей попытки,
Я дождался, пока он несколько раз жадно затянется, затем спросил:
— Когда загорелось?
Селиверстов устало откинулся на спинку, прикрыл глаза:
— Часа в два по полуночи. Меня колокол с каланчи разбудил. И так сердце защемило, сразу понял — беда приключилась. Пока прибежал, полыхало уже так, близко не подойти. Причем, — он внезапно подался вперед и схватил меня за грудки, — со всех сторон! Одновременно! Смекаешь?!
— Да что тут непонятного? — я с трудом оторвал пальцы околоточного от одежды. — Считаешь, поджог?
— А как ты думаешь? — горячился полицейский, брызгая слюной. — Полвека со дня постройки ни одного пожара! А тут сразу со всех сторон!
— Значит, действительно подожгли, — оставалось резюмировать мне. — И я даже знаю почему.
— Да-а-а-а? — недоверчиво протянул околоточный. — И почему же?
— Про копии уголовных дел кто-нибудь кроме тебя знал? — ответил я вопросом на вопрос.
Селиверстов непонимающе посмотрел на меня:
— Да многие знали… Хотя, — он поднял глаза к потолку. — А ведь кроме Колесникова, пожалуй, и никто. Он, как самый грамотный их писал. Остальным и дела до них никакого не было. Своих забот полон рот.
— Ну, что? Доходит? — хлопнул я его по бедру.
Полицейский согнулся, упер локти в широко разведенные колени, обхватил голову руками и надолго застыл.
Я приоткрыл дверь, выбросил окурок и продолжил:
— Все складывается один к одному. Сначала убивают курьера и пропадают оригиналы уголовных дел. Но, остаются копии. Причем злоумышленник точно знает, что хранятся они в твоем сейфе. Видимо, — я ободряюще похлопал Селиверстова по плечу, — убивать начальника полицейской части слишком накладно, поэтому гораздо проще спалить здание вместе с копиями. А не в меру исполнительного околоточного надзирателя начальство само на клочки порвет. И дело в шляпе. Правильно?