Чужая луна
Шрифт:
— В Одессу.
— Понятно, что не в Жмеринку. А откуда?
«Откуда?» — этот вопрос он понял, а вот как на него ответить, не знал. Никто не подготовил его к такой встрече. Какие тут, в окрестностях Одессы, села вряд ли знали и Атанас с Костой. Они и о пограничной службе, которая только создавалась в новой России, тоже наверняка пока не слышали, иначе не пристали бы к берегу так рискованно, да еще в пору, когда уже наступило утро и даже птица, сидящая на ветке, видна за версту.
«Будь что будет! Скажу все, как есть» — подумал
— С Новой Некрасовки.
— Энто ж где такая? — один из всадников вопросительно взглянул на своего товарища: — Ты, Семен, не знаешь?
— В Ново-Николаевке бывал, в Ново-Васильевке теща живет, про Ново-Воронцовку слыхав, — озадаченно ответил Семен. — Може, где под Херсоном? У их там полно этих всяких «новых»: Нова-Рубановка, Нова-Збурьевка, Нова-Маячка, Нови-Олешки. А про Нову-Некрасовку ничего не слыхав.
И, внимательно оглядев Ивана Игнатьевича, Семен вдруг обратил взгляд на его одежду:
— А ты, Артем, на его одежку погляди. Прям-таки из какого-сь цирка!
— Ага, вроде как из музею, — подозрительно оглядел Ивана Игнатьевича Артем: — Наши мужики такое не носят.
— От шо, папаша! Вид твой не внушаит нам никакого доверия, — строгим голосом обратился к Ивану Игнатьевичу Семен. — Может, какие документики предъявишь!
— Чаво? — не понял Иван Игнатьевич.
— Ну, паспорт предъяви или каку другу бумагу — для выяснения твоей подлинной личности!
— Бумагу? — озадаченно переспросил Иван Игнатьевич. — Бумага, вишь ли, она есць. Токмо она не про вас писана. «Тозкаре» брать не стал: шибко кусачая бумага. А котора есць, то атаман наш Григорий Силыч самому патриарху Тихону отписал. Челом бьеть. Поп наш Иоанн в прошлом годе престависи…
Оба всадника удивленно переглянулись:
— Погоди, дедок! Погоди! Ты камедь перед нами не строй! — остановил словоохотливого прохожего Артем: — Какой атаман? Ты че, дед, в своем уме? Всех атаманов мы давно под корень извели. Нету их! Покойники!
— Пошто глупство молвишь! — обиделся Иван Игнатьевич. — Иван Силыч живой. Энто он Патриарху отписал. Церква наша, слышь, почитай, вторый год без попа. Село в запустение приходить. Сам суди, которы венчаться вздумали, причащаться чи там исповедываться…
— Ты, папаша, тиатры тут нам не устраивай. Венчаться вздумал — пожалуй в сельсовет. В три минуты окрутять и документ выдадуть с гербовой печатью.
— И как жа энто? Без попа? Так токмо собаки сходяться. Людям не гоже так-то.
— Ты вот что! — прикрикнул на Ивана Игнатьевича Семен. — Ты агитацией промеж нас не занимайся! Вырядился, понимаешь? Може, какой музей ограбил! Предъяви бумаги, удостоверяющие твою личность. Не то!.. — и он для острастки щелкнул затвором карабина.
— Бумагу не покажу, не тебе писана! — рассердился и Иван Игнатьевич. — Атаман Григорий Силыч велел ее токмо патриарху Тихону лично в руки передать.
— Так этот твой патриарх Тихон, он где? — спросил Артем и обернулся
— Вестимо где, в Москве.
— Слыхал, папаша? В Москве. А до ее еще тыща верст.
— Далеко, — тяжело вздохнул Иван Игнатьич.
— Ну, и как же ты к Тихону попадешь? Он — в Москве, а ты здесь, в Одессе, без документов. К тому же еще и без билета. Кто тебя без билета на поезд посадит? А билет, дед, он больших денег стоит. У тебя хоть какие-никакие деньги есть?
— Нешто, без денег поеду. Рассейских, по-правде, нету-ти. А турчанских есць малость, и болгарских чуток.
Артем взглянул на своего товарища и сокрушенно покачал головой: разговор у них явно не клеился.
— Гляжу я на тебя, папаша, видать, не нашего ты полету человек. Все больше на шпиона смахиваешь! — строго сказал он и обернулся к Семену: — Кинь мне, Сеня, ту веревку, шо я у тебя в подсумке видел.
Поймав на лету кусок веревки, Артем вдруг заорал:
— Руки за спину! Ну!
— Ты на меня не нукай! — совсем озлился Иван Игнатьевич. — Я тебе не кобыла!
— Руки, говорю, за спину! Не то… — он снял с плеча короткий кавалерийский карабин, передернул затвор. — Шмальну — и все! И без всяких разговоров!..
— Тебе че? Деньги надоть? Возьми, не разбогатеешь, — спокойно сказал Иван Игнатьевич и полез в карман за гаманцом.
— Спрячь свои деньги, старый хрен! На кой они нам нужны! Последний раз приказываю: руки за спину! Отведем тебя до начальства, пущай оно разбирается, что ты за личность: придурок, аферист чи, може, натуральный шпион. Те тоже умеють под дурочку косить. Их счас тут тоже развелось, як собак нестреляных. Там молчать не будешь! Там все, как на духу, выложишь!
После угроз Артем перешел на увещевания. Ни он, ни Семен не могли понять этого странного человека. На бродягу не похож. Одет по-чудному. На откровенный разговор не идет, все больше Ваньку валяет: про какого-то атамана упоминает, до патриарха рвется. Похоже, что сумасшедший, сбежал откуда-то из больницы. А может, и шпион? Те тоже любую дурочку, когда им надо, перед тобой разыграют.
Услышав про начальство, Иван Игнатьевич не стал больше сопротивляться, позволил связать себе руки и послушно пошел по дороге в Одессу, сопровождаемый двумя конными пограничниками.
Где-то в пути они заехали на заставу и договорились насчет тачанки. В Одессу Иван Игнатьевич въехал на отбитой в свое время у махновцев пулеметной тачанке, подаренной в конце войны Фрунзе пограничникам. Пулемет с нее пока снимать не стали, резонно решив, что он еще может пригодиться.
Завидев громыхающую по булыжной мостовой пулеметную тачанку, сопровождаемую двумя всадниками с короткими кавалерийскими карабинами за плечами, за нею увязалась ватага беспризорников. Они сопровождали ее до конца своего квартала и там передавали ее аборигенам следующего квартала.