Чужая роль
Шрифт:
На Мэгги был черный комбинезон, черные сапоги с толстыми каблуками и короткая кожаная куртка с воротником из искусственного меха. Роуз же надела джинсы, свитер, шапку, шарф, варежки и широкий желтый пуховик.
Мэгги критически оглядела сестру.
— Выглядишь как матрац, на который помочились, — съязвила она.
— Спасибо на добром слове. Пристегнись.
— Сейчас, — отозвалась Мэгги, вынимая фляжку из карманчика куртки. Глотнула сама и протянула фляжку сестре. — Абрикосовый бренди.
— Я за рулем, — сухо обронила Роуз.
— А я выпью, — хихикнула Мэгги.
Ее смех напомнил Роуз о
— Мы ненавидим футбол, — сообщила ему Мэгги с абсолютной убежденностью десятилетней девочки в собственной правоте по любому вопросу. Майкл Феллер побледнел.
— Ничего подобного, — вмешалась Роуз, ущипнув сестру. Та громко ойкнула.
— В самом деле? — спросил отец.
— Мы не очень любим смотреть футбол по телевизору. Но ужасно хотим посмотреть настоящую игру! — заверила Роуз, на всякий случай снова ущипнув сестру, чтобы не вздумала возражать.
Вот так все и началось. Каждый год они втроем, а потом и вчетвером — с тех пор как появилась Сидел, — вместе ездили смотреть игры «Иглз» [21] на своем поле. Мэгги заранее готовила себе наряды, обшивая варежки и шляпы искусственным мехом и украшая пушистыми помпонами, а однажды — даже крохотными сапожками чирлидера. Роуз готовила сандвичи с желе и арахисовым маслом, укладывала в коробку для ленча вместе с термосом горячего шоколада.
21
Футбольная команда Филадельфии.
В холодные дни они брали с собой одеяла и жались друг к другу, слизывая арахисовое масло с онемевших пальцев, хотя отец непрерывно проклинал каждую блокировку, подножку или захват, но тут же спохватывался, виновато смотрел на девочек и извинялся.
— Прошу прощения за свой французский.
— Прошу прощения за свой французский, — пробормотала Роуз. Мэгги с любопытством глянула на сестру, снова отхлебнула из фляжки и съежилась на сиденье.
Отец и Сидел ждали их около касс. Майкл был в джинсах, фуфайке с эмблемой «Иглз» и пуховике цветов команды: зеленое с серебром. Сидел взирала на окружающих с обычным выражением ледяного недовольства. На лице, как всегда, толстый слой косметики, тощая фигура облачена в длинную норковую шубу.
— Мэгги! Роуз! — воскликнул отец, вручая им билеты.
— Девочки! — вторила Сидел, целуя воздух в трех дюймах справа от их щек и тут же подкрашивая губы.
Роуз шла за мачехой и, прислушиваясь к стуку ее каблуков по бетону, в сотый раз задавалась вопросом, почему эта женщина вышла за ее отца. Сидел Левин была разведенной женщиной лет сорока пяти, чей муж — богатый брокер — оказался настолько дурно воспитан, что бросил ее ради своей секретарши. Весьма банальная история, но Сидел пережила унижение — вероятно, с помощью щедрых алиментов, на которые с радостью согласился бывший супруг. По мнению Роуз, он решил, что даже миллион долларов в год — приемлемая цена за счастье навсегда избавиться от Сидел. Майкл Феллер был на восемь лет ее моложе. Менеджер среднего звена в среднего размера банке. В деньгах он не нуждался, но и богатым никогда не был. К тому же ему приходилось воспитывать двух дочерей.
Что же привлекло друг к другу этих двоих?
В юности Роуз часами размышляла на эту тему, после того как Майкл Феллер и Сидел Левин впервые встретились в вестибюле «Бет Шалом». Сидел направлялась на благотворительный обед, где собирали по пятьсот долларов с каждого приглашенного, а Майкл выходил с собрания общества «Одинокие родители».
— Секс, — объявила Мэгги, мерзко закудахтав. Вероятно, так оно и было, поскольку, объективно говоря, их отец был хорош собой. Но Роуз все же сомневалась. Может, Сидел нашла в их отце не красоту, не хорошую партию, а истинную любовь, второй шанс. Кроме того, Роуз считала, что Сидел действительно любила Майкла Феллера, по крайней мере вначале. Да и отец искал не просто спутницу жизни, а мать для девочек и, вероятно, учитывал при этом успехи Сидел в воспитании Моей Марши. Майкл Феллер уже нашел любовь всей своей жизни и успел похоронить ее в Коннектикуте. И с каждой неделей Сидел все больше это сознавала. Все больше разочаровывалась. Все больше ненавидела падчериц. И все изощреннее вымещала на них собственные обиды.
«Как все это грустно», — думала Роуз, натягивая шапку на уши и туго обматывая шею шарфом. Грустно, и уже вряд ли что изменишь. Слишком давно Сидел и отец в одной упряжке.
— Хочешь глоточек?
Роуз, глубоко погруженная в размышления, от неожиданности подскочила и повернулась к сестре. Та, закинув ноги на спинку переднего кресла, помахивала фляжкой с абрикосовым бренди.
— Нет, спасибо.
И Роуз обратилась к отцу:
— Как у тебя дела?
— Ах, сама понимаешь, работы полно. Последний квартал был просто ужасным. Я… Да шевелись ты, ублюдок!!!
Роуз перегнулась через сестру.
— А что новенького у тебя? — спросила она Сидел. Та взбила мех на воротнике.
— Моя Марша решила сделать ремонт.
— Как интересно, — пробормотала Роуз, стараясь изобразить энтузиазм.
Сидел кивнула.
— Мы едем на курорт, — продолжала она. — В феврале. И, бросив многозначительный взгляд на талию Роуз, добавила:
— Знаешь, после свадьбы моя Марша купила костюм от Веры Вонг шестого размера, и пришлось…
«Забрать его в швах», — закончила Роуз мысленно как раз в тот момент, когда Мэгги сказала то же самое, только вслух.
Сидел недовольно прищурилась.
— Не понимаю, почему тебе так нравится грубить?
Мэгги, не сочтя нужным ответить, протянула руку за отцовским биноклем и принялась критиковать девиц-чирлидеров, появившихся на поле.
— Жирная, старая, жирная, старая, — бормотала она, ведя биноклем вдоль цепочки. — Отвратительно выкрашена… о-о-о, кто ей только делал сиськи… старая, жирная, старая…
Майкл махнул разносчику пива, но Сидел схватила мужа за руку.
— Орниш, — прошипела она.
— Это еще что такое? — спросила Роуз.
— Орниш. Мы сидим на диете Дина Орниша. Овощные дни. — Она снова выразительно глянула на бедра Роуз.
— Не мешало бы и тебе попробовать.
«Я в аду, — подумала Роуз уныло. — Ад — это игра «Иглз», где болельщики всегда мерзнут, команда всегда проигрывает, а моя семейка — сборище психов».
Отец погладил ее по плечу и открыл бумажник.