Чужая в чужом море
Шрифт:
— Об этом уже неоднократно говорилось, — заметила она, — Не хочется, чтобы африканцы повторили наши ошибки и разрушили свою дикую природу, как мы разрушили свою.
— Это очень красиво звучит, — сказал он с легкой иронией, — Но очень паршиво выглядит. Сытый богатый европеец или американец сидит на пашне, жует огромный бутерброд с ветчиной и говорит голодному нищему африканцу: не повторяй мои ошибки.
— Я об этом не подумала, — призналась Жанна, после некоторой паузы.
Координатор Торрес небрежно помахал ладонью над головой и сообщил.
—
— Все не так радужно даже при продуктивности порядка триффидной, — заметил Мак, — я должен честно сказать, что триффидные посадки изменят микроклимат, и это затронет, судя по аналогам, известным в Индокитае, вдвое большие площади, чем собственно то, что занято полями. Иначе говоря, в Мпулу сохранится около четверти дикой саванны. А если пойти по пути не–интенсивных культур, то от дикой природы не останется вообще ничего, и дети вот этих симпатичных девушек, увидят родную фауну только в зоопарке.
Ллаки привстала с места и потянула вверх руку жестом образцовой школьницы.
— Доктор Лоу, а ваша наука может сказать, где именно сохранится эта четверть? Я бы написала полковнику Нгакве, что там надо уже сейчас делать национальный парк, как Серенгети в Танзании. Так будет правильно?
— Моя наука, увы, этого не может. Тут нужны другие специалисты.
— Какие? – спросил Торрес, мгновенно извлекая из кармана электронный блокнот.
— Экий вы быстрый, — проворчал биолог, — Мне, знаете ли, надо подумать. Я вам пришлю обстоятельное письмо по e–mail через пару дней, и там все будет расписано.
— Договорились, — сказал координатор, — Если не возражаете, правительство оплатит эту работу по обычному тарифу для научных консультантов.
— Да я просто для собственного спокойствия хочу это сделать! – возразил Мак.
— А общество, для собственного спокойствия, должно это оплатить, — отрезал Торрес.
— Простите, — сказал Шарль Фонтейн, — правильно ли я понял, что пока правительство Мпулу не принимает вообще никаких контрольных мер по триффидам?
— Неправильно, — ответила ему Ллаки, — Меры принимаются. По решению Народной Ассамблеи, любой, кто попробует мешать посадкам триффидов, будет расстрелян на месте. О каждом случае будет составлена бумага, потому что мы культурная страна.
— Приятно слышать, что вы культурная страна, — проворчал француз.
Репортер из «La Stampa» тут же обратился к док–Маку.
— Мистер Линкс, только что заявленный подход к регулированию био–инженерии вам нравится больше, чем британский?
— Это вопрос или утверждение? – иронично поинтересовался тот.
— Вы ведь поняли, что я имею в виду, —
— Еще бы! В переводе с дипломатического языка на бытовой, это значит: «Мак, а тебе хотелось бы, чтобы любого, кто посмеет раскрыть рот против твоих опытов или твоих статей, сразу ставили бы к стенке?». И, по логике вопроса, я должен ответить: «О, да! Такова мечта моей жизни, с самой колыбели». Но увы, мне придется вас разочаровать. Дело в том, что любое насилие над человеком мне отвратительно.
— Я могу это записать и опубликовать?
— Да. Я отвечаю за каждое сказанное мной слово. Повторяю специально для вас: любое насилие над человеком мне отвратительно.
— А ваш друг Микеле Карпини придерживается иного мнения. Известно, что именно он инициировал судебно–полицейскую расправу над своими научными оппонентами.
— Какие научные оппоненты? – удивился док Мак, — кретины, которые верят в 6 дней творения и 10 заповедей, точно не ученые. А по вопросу о насилии мой друг доктор Карпини может придерживаться чего ему угодно. Я все равно буду питать огромное уважение к этому прекрасному человеку и блестящему специалисту.
— Вы так преданы дону Карпини из–за того, что он вылечил вас от алкоголизма?
— У вас неточная информация. От алкоголизма меня исцелил Ктулху, после того, как я принес ему жертву. Я бросил в океан над его священной подводной цитаделью Рлиех, которая, как известно, находится в точке S47:09, W126:43, 20 прекрасных 20–летних таитянских девственниц, не умеющих плавать. Вы записали координаты, или …?
Окончание его фразы утонуло в дружном хохоте присутствующих. Он махнул рукой, дождался, пока смех затихнет, и продолжил:
— Я ненавижу насилие, и я питаю уважение к людям, которые занимаются ликвидацией этого уродливого явления. Я понимаю, что им самим приходится применять насилие в своей работе. Что делать, если бандформирования понимают только язык оружия.
— Рассказать в школе о боге, это бандитизм? — спросил шеф–редактор «Trwam media».
— Смотря как, — ответил Мак Лоу, — Я помогаю с учебой соседским детям. Они проходят религиозные мифы по экоистории, так что о богах они знают. Но воспитывать в школе религиозных террористов, как в Польше — это бандитизм, и наша Хартия это пресекает.
— Вы, кажется, перепутали мою страну с Ираном, — заметил шеф–редактор.
— Генрих Сенкевич, это польский писатель или иранский? – спросил док Мак.
— Польский разумеется! Великий польский писатель, нобелевский лауреат 1905 года.
— О нем я и говорю. В списке литературы для школьников, составленном совместно Министерством образования Польши и Польской католической церковью, есть роман Сенкевича «Огнем и мечом». Один из главных положительных героев романа, некий Лонгин Подбипятка, сносит ударом меча три головы неверных за раз, выполняя обет, данный во имя римско–католической веры. Он убивает еще толпу неверных, но потом, неверные убивают его самого. Его праведная душа возносится в рай. Лонгин умирает девственником, ни разу не переспав с женщиной. Согласно пояснительной записке, на этом примере школьники поймут нравственные принципы христианской любви.