Чужая вина
Шрифт:
Открывается дверь, и очень громкий голос санитарки отвечает кому-то невидимому в коридоре: «Сейчас эту отвезу и за другой уже ехать-то пора…»
Ася резко встала со стула и протянула руки, готовясь сама переложить обездвиженное тело дочери на кровать.
– Погоди сама-то свою девку тягать, она, чай, уж не ребёнок у тебя. Я её сейчас разбужу, сама перелезет.
Ася так и застыла с протянутыми руками, наклонившись вперёд. В голове стремительно проносились фразы внутреннего монолога: «О чём она говорит? Аллочка никогда больше двадцати килограммов-то и не весила, ребёнку больше и не надо, а то – ожирение… Почему
– Эй, проснись, надо на кровать перелезть. Давай открывай глаза и переходи. Вот так, сама, сама. Ногу эту береги, теперь ещё одну перекидывай. Вот так, правильно, теперь ложись, – санитарка привычно командовала пациенткой, которая еще частично находилась под действием наркоза.
Девушка переместилась с каталки на кровать и тут же заснула. Санитарка ушла, закрыв за собой дверь. В коридоре ещё долго слышался лязг пустой железной каталки.
Ася села на стул возле кровати и закрыла глаза. Ей казалось, что она сидит у кровати девятилетней дочери в детском отделении и ждёт, когда та очнется от наркоза. Ася изо всех сил сдерживается, чтобы не накричать на другую мамашу, которая никак не может угомонить своего двухлетнего ребёнка. Он кричит так, что лопаются перепонки в ушах, и мать, как ни старается, не может услышать дыхание своей дочери. Женщине никак не уловить в размытой картинке прошлого, что её дочь жива и просто глубоко спит после операции по удалению грыжи.
«Какая я бестолковая! Зачем глаза-то закрыла, я же так ничего не увижу?! Как я за дочкиным дыханием прослежу?» – испуганно подумала женщина и тут же открыла глаза, с удивлением обнаружив повзрослевшую Аллу и постепенно понимая, что её дочь уже на десять лет старше, чем она представляла в своих фантазиях.
«Что за наваждение со мной было? Зачем я вернулась в то время, когда Аллочке удаляли грыжу? Тогда она лежала в палате очень бледная и такая беззащитная в своей неподвижности. Это было так непохоже на неё, она никогда и минуты спокойно не просидит, а тут – словно и неживая», – Ася продолжала растворяться в своих мыслях, но, немного погодя, взяла себя за руку и больно ущипнула за большой палец.
«Опять я это с собой проделываю! Продолжаются игры в мать-мазохистку. Мне нужно сейчас же успокоиться! Всё хорошо. Дочь жива и скоро поправится. Она даже сама, под руководством санитарки, перелезла на кровать. С чего вдруг я решила, что операция прошла нехорошо? Я же врача не видела! Только санитарку. Нет, ко мне же ещё анестезиолог подходил… Вот. Он бы сказал, если что-то пошло не так, а он молча взял деньги и пообещал, что хирург подойдёт сразу же, как только освободится…»
– Только вот когда это случится? – Ася и не заметила, как произнесла последние мысли вслух.
Видимо, услышав шум, проснулась соседка по палате и, думая, что Ася обращается к ней, ответила:
– Он, должно быть, скоро придёт, не переживайте так, а то на вас лица нет. Вы белее, чем доченька, – отозвалась женщина с перевязанной рукой, лежавшая на соседней койке.
Ася сделала над собой усилие и переключила внимание на соседку по палате, которая на вопрос, что с ней приключилось, тут же воодушевлённо начала рассказывать свою историю:
– В сентябре я была в отпуске. В деревне, у мамочки. Там работы-то много, вот я руку и повредила. Даже не поняла как. Мамуля не признаёт стиральную машинку, которая автомат. Полощет
– А почему только сейчас оперируете руку? Осень уж давно закончилась, – поинтересовалась Ася.
– Так пока я до больницы дошла, пока диагноз поставили, вот время-то и убежало. Вроде бы левая рука – не так опасно, я уж приноровилась всё правой делать.
– Мама, мама! Ты где? – громко позвала очнувшаяся после наркоза Алла.
Ася в этот момент зашла за холодильник, чтобы никто не увидел, как она снимает тёплые лосины – в палате было очень жарко. Она подскочила на месте, услышав голос дочери, и чуть не упала, запутавшись в не до конца снятых лосинах.
– Доченька, сейчас, сейчас я подойду, – отозвалась мать.
– Что, проснулась, спящая красавица? – Ася подошла к кровати, держа в руках чёрные лосины, которые положила на соседнюю пустую кровать. Там же лежала и одежда дочери, не уместившаяся в маленькую больничную тумбочку.
– Мама, а ты завтра ко мне с утра придёшь?
– Аллочка, мне же на работу надо, отпуск закончился…
– Мам, а ты больничный возьми, по уходу за ребёнком, – предложила дочь.
– Я к тебе вечером приду, сразу после работы. Больница, слава богу, близко от дома, – ответила Ася.
– Мам, а ты мне конфетки мои любимые принесёшь?
– Дочь, ну конечно, принесу. Две упаковки куплю, если хочешь.
– Мам, а я сейчас хочу, – жалобно попросила Алла, словно ей действительно было не больше девяти лет.
– Дочь, у меня скоро созвон по скайпу с твоей бабушкой, и вообще… – но девушка не дала матери закончить и стала очень настойчиво её уговаривать:
– Мамочка, ну пожалуйста, купи сегодня, мне так хочется.
– Ладно, сегодня принесу. Тогда мне нужно идти прямо сейчас, – со вздохом произнесла Ася. – Дочь, а как же ты тут без меня будешь? Вдруг в туалет захочешь или ещё чего понадобится? – спросила мать.
– Ой, не переживайте так, я за ней присмотрю, я ж ходячая. Операция у меня только завтра будет, – тут же отозвалась соседка по палате.
Ася собралась надеть свои лосины и опять зашла за холодильник.
– Мама, ты, после переговоров с бабушкой, захвати мне из её квартиры коробку со старинными открытками. Помнишь, которые ещё мой дед коллекционировал?
– Дочь, ну зачем они тебе нужны-то сейчас? И бабушка была бы против…
– Ничего не против, бабушка мне сама рассказывала, что дед для внуков собирал, значит, для меня, я же единственная.
– У бабушки нужно спросить, вдруг она…
– Ничего не надо, ты же сама говорила, что она только через полгода вернётся из Питера, не раньше, – перебила мать Алла и улыбнулась, тем самым подавив сопротивление Аси в зародыше.
«И зачем я только согласилась принести эти открытки? Ладно – конфеты, ещё понятно. Когда Аллочка расстроена, она всегда ест много сладкого, с детства сладкоежка. Но вот открытки с какой целью ей так срочно понадобились? Неужели только для того, чтобы какому-то Вадиму показать? Что за блажь?» – Ася шла по улице и злилась на дочь, при этом прекрасно понимая, что всё равно выполнит любую её просьбу, пока она лежит в больнице.