Чужая земля
Шрифт:
— Аллаху Акбар! — сказали все хором, совершив вуду — символическое омовение.
Показное радушие, с которым хозяин принимал одноногого гостя — никого не должно было вводить в заблуждение — и никого не вводило. Гость этого дома — когда его перебросили сюда, он назвался просто Шамиль [67] , но новую жизнь вести не хотел — всем телом ощущал прикосновение к пояснице пояса шахида, который он постоянно носил с собой. Семьсот граммов пластида и вдвое больше гаек, запаянные в пластик с двойным механизмом инициации. Это не было каким-то символом — это было суровой необходимостью. Русская армия знала о его присутствии здесь, многие из ее состава прошли или первую или вторую Чеченские, а то и обе сразу, помнили про Буденновск. Власти тут, как таковой не было, сводить счеты можно было запросто — и трудно даже представить, что с ним сделали бы русисты,
67
Вероятно в честь имама Шамиля, долгие годы воевавшего против Русни.
68
О да! Они сочли известие о Часе — ложью. А Мы для тех, кто ложью Час считает, уготовили Огонь. Когда еще издалека Огонь сей распознает их, они услышат его рев и ярость. Когда же связанными вместе в место тесное их бросят. Тогда они начнут молить о скорой гибели своей. (25:11–13)
Но и хозяин дома предпринял меры предосторожности. Один из его сыновей лежал в кузове пикапа, в том самом, где на турели стоял пулемет ДШК с заправленной лентой. Вскочить, схватиться на рукоятки, направить на гостей и нажать на спуск — несколько секунд. С такого расстояния — пуля крупнокалиберного пулемета разрывает пополам, пробивает насквозь любую машину. Но это — тоже на самый крайний случай. Он не любил Шамиля, не уважал его и его методы, несмотря на показное радушие при встрече — но он жил здесь, на территории Ичкерийского Джамаата и вынужден был считаться с господствующими здесь настроениями.
— Гость в дом, Аллах в дом…
Раздался хрип, потом бульканье — по едва уловимому знаку хозяина один из его дальних родственников, приглашенный в дом «для массовости» — перерезал горло барашку…
— Прошу, дорогие гости. Сейчас стол накроем, хаш кушать будем, жижиг галныш кушать будем, шашлык два дня уже маринуется. В дом, в дом!
Расположились не в самом доме — как и было принято у чеченцев, прошли на летнюю кухню — увитый каким-то местным, похожим на плющ растением. Шамиль нервно огляделся — кухня была с кирпичными стенами, но примерно по пояс — дальше только эта зеленая дрянь, через которую ничего не видно. Потеряешь бдительность — и воткнут в затылок длинную, заточенную спицу, а то и выстрелят из бесшумного пистолета. И на то и на другое хозяин дома был большой мастак — недаром девятнадцать лет стажа [69] . Хотя и он тоже — не пальцем деланный. Как это говорится… только стань бараном, а тут и волки встреч [70] .
69
То есть хозяин дома был в свое время приговорен к тюремным срокам в общей сложности на девятнадцать лет. В стаж входят и условные срока, и те, которые ты не досидел по каким-либо причинам.
70
Чеченская пословица.
Гость имел право выбирать себе место — поэтому, он сел там, где массивную крышу кухни поддерживала толстенная, кирпичной кладки подпора. Это хоть немного обезопасило его — хоть и не до конца. Пальцы нервно нащупали в кармане пластиковую коробочку детонатора…
За столом — когда они уже пришли — был еще один человек, и то, что он там уже сидел и даже не встал, чтобы поприветствовать пришедших — по чеченским меркам говорило о том, что он считает себя главнее и хозяина дома и гостя. Происходи это в Дышне-Ведено году в девяносто седьмом — он бы украл этого человека, если бы дело происходило в его доме, и ехидно намекнул бы хозяину — если в чужом. Но это был не Дышне-Ведено, это был Гумсе, расположенный в месте, относительно которого Шамиль и сам не был уверен, что это такое. Одно он знал точно — сидящий за столом человек был из тех, с кем стоило считаться. И украсть его — было нельзя.
Человек этот был на вид молодым — между тридцатью и сорока, но скорее ближе к нижней границе, чем к верхней. Короткая, аккуратная прическа, белая, свежая рубашка, пиджака нет, равно как и галстука. Выбритые до синевы щеки, серые, пронзительно серые, невыразительные как весеннее
Тогда он стал отстаивать интересы других людей.
— Маршалла ду шуга [71] — поздоровался Шамиль, глядя на «русиста».
71
Чеченское приветствие. Означает «здравствуйте». Ответ — «добрый день»
— Де дика хулда — без заминки ответил человек — я знаю ваш язык, господин Шамиль, хотя и не так хорошо, чтобы свободно говорить на нем. Поэтому, будет лучше, если мы перейдем на русский язык, который знают все присутствующие.
— По-русски говорить, все равно, что ругаться!
Хозяин дома постучал пальцем по столешнице — она была сделала целиком из среза пня какого-то огромного местного дерева.
— Ты не прав, Шамиль… — негромко сказал он — этот человек мой гость, и он заслуживает уважения. Что же касается языка, то язык это всего лишь язык — до тех пор, пока не приходит пора его отрезать…
Шамиль подумал, что сидящий за столом человек все-таки глуповат. Если ты что-то можешь, показывай, что не можешь, а если что-то не можешь — показывай, что ты можешь. В свое время они совершили большую ошибку, обсуждая на чеченском, что надо убрать одного русиста, в его присутствии. Предполагалось, что русист не знает чеченского — но оказалось, что он был агентом ФСБ и язык знал. Эта история стоила жизни одному из братьев по джихаду и чуть не стоила жизни ему самому.
Но вслух, конечно же — Шамиль все это не сказал. Вместо этого — он.
— Хьо кинт еравакха лайа сунна [72] — сказал он, приложив ладонь к груди и пристально смотря на гостя — я простой человек и порой допускаю грубость в отношении других людей. Прошу меня простить…
Гость кивнул.
— Дерриге а дикду. Иза дага а ма дайталла. [73]
И хозяин и гости вынуждены были прервать эту невидимую пикировку — как и в любой звериной стае чеченцы, встречая друг друга или представителя другого народа — первым делом должны выяснить вопрос о старшинстве. Равенство — им неведомо.
72
Я должен извиниться (чеченск.)
73
Все в порядке. Забудьте об этом (чеченск)
Женщина в чадре и никабе, длинном, черном мусульманском одеянии до пят — подала только что сваренный хаш. По дворику — плыл вкусный запах жарящегося мяса — готовили шашлык.
— Я пригласил тебя в свой дом, Шамиль… — неспешно и с достоинством начал хозяин, погружая ложку с глиняную пиалу с горячим, жирным супом — потому что ты был и остаешься одним из лучших воинов, каких только знала наша многострадальная земля. И оттого, что волей Аллаха ты переселился сюда — это не изменилось. Просто здесь много хороших воинов и среди других народов.
— И среди русистов, что ли? — ощерился как волк Шамиль. Зубы у него были истинно волчьи — белые, крепкие, как у молодого.
— И среди русистов… — спокойно подтвердил хозяин дома — только за последний месяц, если я не ошибаюсь, пятеро твоих стали шахидами. А в прошлом месяце — шахидом чуть не стал ты сам. Но это неважно. Как ты думаешь, почему так происходит, Шамиль?
— Так происходит, потому что мы разобщены! — не задумываясь, ответил Шамиль — горе, горе нам, ибо Аллах наказывает нас за асабию [74] , а мы не извлекаем уроков и страшимся не единого лишь Аллаха, а тагута, и у него ищем правосудия! Разве не сказано — Не из нас тот, кто призывает к асабийе! Не из нас тот, кто сражается ради асабийи! И не из нас тот, кто проявляет гнев из-за асабийи. [75] Всех вместе нас — в несколько раз больше, чем проклятых свиноедов, но вместо того, чтобы объединиться, и принести Халифат заблудшим словом или мечом — мы грыземся как собаки из-за брошенной в кость пыли!
74
Национализм (арабск).
75
Передано Муслимом. Сказано также «Если люди начнут призывать друг на друга своими племенами, то бейте их мечом, пока они не начнут призывать друг друга Исламом!» Ибн Абу Шайба 15/33.