Чужая жизнь
Шрифт:
— По-твоему, это оправдание?
Сейчас он смотрел на меня без улыбки, но и без гнева, напротив, с какой-то отчаянной надеждой. Он хотел если не увидеть во мне единомышленника, то услышать нечто успокаивающее, а не расширявшее пропасть между нами.
— Я люблю тебя, но и против отца не пойду, — прозвучал мой голос. — Пожалуйста, береги себя, Джерад.
Он обнял меня за плечи и прижал к себе.
Я не успела прочувствовать его объятия. Джерада уже не было рядом. Зато появился Ксандр Вангангер, который зачем-то бил по лицу Марлику. На девушке
Я ринулась вперёд в попытке остановить Ксандра, но некрасивая сцена вдруг распалась на тысячу разноцветных осколков, заполнивших всё видимое пространство. В теле возник знакомый всепоглощающий холод. Мне стало безумно страшно. Я отчаянно завопила и... проснулась.
— Госпожа! Госпожа, что с вами?! — услышала голос Тадиуса.
Он вскочил с пола и сейчас склонялся надо мной. Картина была почти такой же, как при моём воскрешении: обнажённый мужчина в ошейнике смотрел на меня округлившимися от испуга глазами.
Я схватила его за руку, потянула к себе и ткнулась в широкую грудь.
— Кошмар. Просто кошмарный сон, — проговорила быстро.
— Вы помните, кто вы?
— Да, Тадиус, помню. Это не приступ. Возможно, его последствия. Показалось, что я умираю.
— Вы живы, госпожа.
— Получается, что жива.
Уже наступило утро, и я чувствовала себя вполне отдохнувшей, только испугалась не на шутку. Страх был иррациональным, неконтролируемым, будто опыт предыдущей смерти смешался с чужим, удвоив испытанный ужас.
Наверное, так оно и случилось. Во мне кричала Сабрина, гибнущая в бассейне грёз.
Неужели во сне я коснулась её воспоминаний? Если первая сцена ещё имела логическое объяснение, то вторая — никакого. Не мог же Ксандр избивать Марлику на глазах у дочери, а сама Марлика после этого собираться за него замуж? Или мог?
Едва ли у меня была возможность немедленно получить ответы, оставалось ждать новых вспышек воспоминаний и наводить осторожные справки у посвящённых людей.
Ну и разумеется, в целях успокоения не обошлось без секса с Тадиусом, на сей раз уютного и неторопливого. Я обнимала мужчину руками и ногами, а он неспешно заполнял меня, обдавая шею тёплым дыханием, и гладил мои бёдра. Ощущение принадлежности ему и защищённости в эти минуты было таким ярким, что я плавилась, будто восковая свеча. Поймала его губы и неспешно, со вкусом ласкала их, начисто забыв об отведённых нам ролях.
Увы, долго иллюзия не продержалась. Всё вернулось на свои места, стоило нам встать с кровати.
Тадиус тут же оказался на коленях и произнёс:
— Госпожа, позвольте сказать, что в последние дни вы слишком добры ко мне и совсем не соблюдаете баланс между поощрениями и наказаниями. Вы никак не напоминаете ни мне, ни себе о моём месте.
— А нам нужны напоминания? — поинтересовалась я, отворачиваясь. Тадиус будто в очередной раз прочитал мои
— Да, госпожа. Вы всегда следили за этим.
— Значит, того, что ты спишь на полу, ползаешь передо мной на коленях и кончаешь только по моему слову, не достаточно?
— Вы избегаете причинять мне боль. Всем нам. Ниан наивен и наверняка радуется, что легко отделался вчера, но я-то знаю, что рано или поздно расплата случится.
— Как в то утро, когда я приказала вам спать по-человечески? Боишься моего отца?
Думаешь, что по возвращении он устроит взбучку и вам, и мне?
— Я не знаю, что будет, госпожа. Возможно, вы сами всё поймёте и рассердитесь, что не предупредил. Вы же велели напоминать правила.
— Так и было. Продолжай это делать. Я принимаю твои слова к сведению, но пока можешь идти.
Тадиус повиновался, а я тихонько выматерилась и вызвала Лейлу. Она хотя бы не успела ничем меня озадачить, на наказания не напрашивалась и вела себя просто идеально.
Рано или поздно что-то должно было произойти. И оно, конечно, случилось.
— Госпожа, могу я попросить вас о милости? — тихо промолвила рабыня, уже завершая мой утренний туалет.
— Только если не станешь по примеру парней умолять о наказании, — предупредила я.
— Нет, госпожа. Я знаю, что вы разрешили Сол и дальше обслуживать господина Фарониса. Нельзя ли мне, хоть изредка, ублажать господина Орланамонаса?
Я покосилась на неё с растерянностью.
— Тебе интересен Орланамонас?
Лейла открыла рот, на её нежном лице отразились замешательство и испуг.
— Не бойся, говори, — подбодрила я. — Если тебе нравится с ним, так и скажи.
— Нравится, госпожа, — выдохнула Лейла.
Я заметила, что её руки дрожат. Сложно было понять, волновалась она, боялась или испытывала иные чувства. Сол на её месте вела себя спокойно и уверенно, но две эти женщины были очень разными.
Что-то смущало меня в просьбе Лейлы. Наверное, я нарисовала иной её портрет и решила, что ей в тягость обязанности, возложенные Табетой. Да и Сол благодарила меня за передышку для девушки. С другой стороны, всё это не исключало тёплых чувств Лейлы к повару.
Кажется, я чего-то не понимала. Вновь и вновь спотыкалась о здешнюю реальность и никак не могла взглянуть на неё так, как её видели мои рабы. Вероятно, слишком мало знала о них самих.
— Я подумаю, — ответила на просьбу Лейлы. — Мне надо поговорить с самим Орланамонасом.
— Госпожа, не беспокойте его, — взмолилась девушка.
— Он работает в этом доме, я могу общаться с ним по любым вопросам. Тебе ответ дам позже.
Мне не хотелось пугать Лейлу, но мои слова прозвучали достаточно строго. Рабыня потупилась и съёжилась под моим взглядом.
Этот утренний разговор подтолкнул меня к мысли, которую я отвергла несколько дней назад. Мне был нужен взгляд с иного ракурса. Не из желания отобрать у рабов те крохи личного пространства, что были им хоть изредка доступны, а ради возможности собрать недостающие кусочки мозаики.