Чужая звезда Бетельгейзе
Шрифт:
– Кто это? – поинтересовался Олег.
В ответ Апрель пожал плечами, наблюдая, как ротвейлер рвет непрошенного гостя, не издавая при этом ни звука, собака даже не рычала.
Уже начало смеркаться, когда Грэм окончательно пришел в себя, от волдырей на коже остались лишь едва заметные белые пятна.
– Ну, что, любители малинового звона, едем домой? – Артём бросил пустую бутылку в урну. – Ты как?
– Все в порядке, – он потрогал лицо. – Можем ехать.
– Давайте все-таки попробуем одолеть метро, у меня деньги стремительно кончаются. Ну, будьте же людьми, в конце-то концов! Спустимся потихоньку, растворимся среди толпы, доедем спокойненько и никто к нам не привяжется, уверяю. В метро мы потратим тридцать рублей, а на такси триста. Даже четыреста.
– Хорошо, – кивнул Грэм, – мы пойдем под землю.
– Прекрати орать, – приказал Апрель. – Барк, стоять!
Пес замер, как вкопанный. Парень прикрывал окровавленными руками лицо и мелко трясся.
– Кто ты такой?
В ответ неслись лишь судорожные всхлипы.
– Кто такой? – повысил голос Апрель. – Сейчас собака опять бросится.
– Не надо, не надо! – поспешно залопотал незваный гость. – Мы не знали, что тут кто-то живет! Давно за этой квартирой наблюдали, пустая она стояла! Почистить хотели!
– Почистить? В смысле, убрать?
– В смысле обокрасть, – подсказал Лешка.
– Почему среди бела дня полезли?
– Думали, за жильцов сойдем, – всхлипнул неудавшийся вор, – ключи же сделали…
Апрель вздохнул и посмотрел на неподвижное тело, нож попал прямиком в сердце. Засучив рукав рубашки, он нащупал нужные выступы на браслете и прихожую залил мерцающий сиреневый свет. Труп стал плавиться, распадаясь на крупные куски, раненный, захлебнувшись криком, упал рядом. Лешка смотрел на это раскрыв рот, на лице Олега не было никаких эмоций – все его чувства ушли вместе с душой.
Артём взял под одну руку Грэма, под другую Титруса и повел их вниз по ступенькам к прозрачным дверям метрополитена.
– Там ничего страшного нет, – успокаивал он пришельцев, – от людей не шарахайтесь, на рельсы не кидайтесь, от поездов не убегайте. Просто идите спокойно, как все люди идут.
Титрус согласно кивнул.
Чем глубже они спускались, тем сильнее пришельцы напрягались.
– Шире шаг, ровней дыханье, – Артём старался отвлечь их от тревожных мыслей, – выглядим естественно… расслабьтесь, а то к нам обязательно менты привяжутся.
Приобретя в кассе три карточки, он понял, что с турникетами обязательно возникнут проблемы. Так как Титрус с Грэмом все еще были в черных очках, он подхватил их под локти и пошел к будке с дежурной.
– Можно я вам так просто карточки отдам, и мы здесь пройдем? Я слепых веду, им через турникет сложно.
– Конечно, конечно, – тетушка взяла карточки, – идите.
Спустившись на платформу, Артём взял их за локти покрепче, потому что пришельцы начали крутить головами по сторонам, а у Титруса и вовсе отчего-то стали подгибаться ноги.
– Отец, ты чего пляшешь? Силы покидают?
– Да я чего-то… устал.
– Что-то вы по очереди помираете, – Артем подвел их к деревянной скамейке. – Садитесь. До дома хоть доедете или сейчас выйдем, пока не поздно?
– Доедем, – закивал Титрус и заглянул в лицо Грэма. – Ты как?
– Все в порядке, – глухо ответил он. – Вон, поезд идет.
Под руки, боясь, что они затеряются в толпе, Артём завел их в вагон и усадил на свободные места, а сам устало повис на поручне. Денек выдался богатым на приключения.
На полу в прихожей остались одни лишь металлические предметы. Присев на корточки, Лешка складывал их в полиэтиленовый пакет.
– А можно я нож себе заберу?
– Нельзя, – Апрель опустил рукав и застегнул пуговицу.
– Почему?
– Он тебе не нужен. Собери все и положи на балкон.
– Может, давайте я сразу отнесу в багажник? – предложил Олег. – Куда-нибудь поедем и выбросим.
– Я же сказал – на балкон или вы меня плохо понимаете?
– Вот видите, ничего страшного не произошло, – Артём вывел Грэма и Тиртуса на поверхность, – сейчас в маршрутку и через десять минут – дома.
Очередь на маршрутное такси была внушительной. Они встали в хвост, и Артём жестами показал, что не мешало бы снять черные очки.
– В темноте их не носят.
Пришельцы согласно кивнули, сняли очки и отдали Артёму.
– Нет, сюда вот себе повесьте, – показал он на воротник рубашки.
Очередь двигалась медленно, основательно похолодало, сильно хотелось есть, и Артём все-таки решил разориться на такси.
– Идемте, – он пошел к обочине, – поедем с комфортом.
Почти сразу же остановилась «Волга». Артём назвал адрес.
– До торгового центра довезу, – сказал водитель.
– Идет, – Артём открыл заднюю дверь, – там пешком пройдемся. Лезем, лезем в машину, не зеваем!
Вскоре они подъехали к знакомой автобусной остановке у торгового центра. Расплатившись, Артём выбрался из салона и открыл дверь, даже не надеясь, что пришельцы разберутся, каким образом ее открыть самостоятельно. Совсем стемнело, поднялся резкий порывистый ветер.
– Холодает, – Артёма то и дело передергивало во влажной рубашке, – всегда, когда цветут деревья, черемуха – холодает, иногда даже снег идет.
– Я видел на Альхене снег, – сказал Грэм, – он мне теперь часто снится.
Проходя через небольшой палисадник почти у самого дома, Артем услышал чьи-то быстрые шелестящие шаги и в следующую секунду сильный удар по голове свалил его с ног, следом раздался короткий вскрик Титруса. В темноте Грэм видел хорошо, но люди, окружившие его, отчего-то не просматривались, их черные силуэты окружало тусклое рваное свечение зеленоватого оттенка. Искать что либо подходящее на роль оружия не было времени, Грэм приготовился биться врукопашную. Кольцо сомкнулось, противники пока еще не нападали, они присматривались к Грэму, он насчитал восемь душ, еще двое копошились в стороне над распростертым Артёмом и неподвижным Титрусом. Из оружия Грэм заметил металлические накладки на костяшки пальцев и ножи. Первый напал со спины, двумя ударами Грэм успел отправить его подальше в темноту, следом на него бросились и все остальные. Отбиваясь, юноша с изумлением понял, что нападающие метят по всем его уязвимым местам, а когда один крикнул другому, что надо намочить платок в его крови, понял, что это подарок от Апреля. Вскоре остро резануло под коленом – кто-то дотянулся ножом, по ноге стало разливаться онемение, чуть позже оно должно было превратиться в ослепительную боль.