Чужая звезда Бетельгейзе
Шрифт:
– Видишь ли, – Грэм понял на него взгляд прозрачных серых глаз, – я демон, я не могу исцелять и созидать, вся моя суть нацелена на разрушение.
– Какой баобаб тебе это внушил? Если ты обладаешь определенной силой и знаешь, как ею пользоваться, значит, это сугубо твое личное дело, куда и как прицеливаться. Попробуй, рискни. Без твоей помощи Титрус вряд ли выживет.
Грэм отрицательно качнул головой.
– Я не могу. Не получится.
– У нас насекомое есть, шмель называется, так он по всем законам аэродинамики летать не может, тельце у него слишком большое, а крылышки маленькие, слабенькие, не должен он летать и все тут, а он летает и чихать хотел на все наши законы. Они у шмеля свои, собственные. И у тебя сейчас должен быть только один закон, понимаешь? Один единственный – спасти Титруса.
Грэм смотрел на старика, казалось – он уже не дышал. Грэм положил ладонь ему на грудь, чтобы почувствовать сердечное биение.
– Давай, Грэм, начинай. Серег, идем на кухню.
Красный «Сааб» остановился у черных металлических ворот в двухметровом заборе из желтого кирпича. За забором виднелся особняк такого же цвета в окружении сосен. Слава вылез из машины и помахал рукой, подъезжающему следом авто.
– Это мы тут жить будем? – Лешка восхищенно смотрел в окно.
– Похоже, да, – Апрель открыл дверь.
– Неплохо, – Олег выключил зажигание. – Отличное местечко.
Навстречу гостям вышел охранник, он улыбнулся Славе и протянул ему руку для пожатия.
– Надир, – дернул его за рукав Лешка, – это тот самый тип, который следил за нами на Арбате. Он самый!
– Тихо.
Изобразив на лице улыбку, Апрель направился к воротам.
– День добрый, – демонстрировал широкие крепкие зубы охранник, – рад приветствовать новых жильцов! Я Николай, ваша охрана.
– Надир, – Апрель пожал протянутую руку и определил, что перед ним обычный человек. – Это Олег, Алексей и Барк.
– Красивая собаченция! Ей во дворе раздолье будет! Заходите, заходите, прошу, сейчас я вам все покажу, расскажу.
– Ну, а я с вашего позволения откланиваюсь, – сказал Слава, – чего понадобиться, звоните.
– До свидания.
Апрель шагнул за ворота, за ним последовали все остальные. Взорам предстала большая идеально чистая территория с асфальтированными дорожками, беседкой, мангалом и сауной. Николай подробно расписывал достоинства каждого предмета, Апрель слушал его в пол-уха, он рассматривал небольшой кирпичный домик у ворот, предназначенный для постоянного проживания охранника на территории особняка.
– Прошу всех в дом, – Николай гостеприимно открыл входную дверь, и Апрель заметил пистолет под его рубашкой защитного цвета. – Заходите, осматривайтесь.
Лешка первым забежал внутрь.
– Ух, ты, камин! – донесся его восхищенный возглас.
– Здесь есть телефон? – спросил Апрель.
– Да, конечно, в гостиной.
Николай провел Апреля в залу, оформленную в охотничьем стиле, на столике из натуральных корней и спилов дерева стоял аппарат.
– Спасибо.
Николай ушел, деликатно прикрыв за собой дверь. Апрель набрал номер Закона. Ответил он сразу.
– Это Надир, – Апрель смотрел на фальшивые чучела животных, на стенах, – у меня вопрос. Когда я смогу познакомиться со всем обществом?
– О, это сложно будет организовать, – рассмеялся он приятным баритоном, – все мы исключительно занятые люди, ведь нам каждый день, каждую минуту приходится контролировать работу огромной денежной машины, следить, чтобы ни один винтик, будь то человечек или бес не вылетел из строя. Если этот молох даст сбой, он подомнет под себя всех нас. К сожалению, мы редко собираемся всем обществом. Как только наметится ближайшее собрание, я вас непременно извещу. Вы уже переехали?
– Да.
– Вот и прекрасно, отдыхайте, осваивайтесь. Я к вам, возможно, сегодня загляну, посмотрю, как вы устроились. Всего хорошего, до свидания.
Приложив ладони к перебинтованной ране, Грэм глубоко вдохнул и стал медленно выдыхать черед рот, направляя воздушный поток на свои руки. Возникло легкое красноватое облачко. Делая такие движения, будто скатывает это облачко в шар, Грэм прикрыл глаза и что-то беззвучно зашептал. Он раскрывал в своей душе все запрещенные Далем чувства: любовь, уважение, безграничную привязанность к Титрусу, всем сердцем желая помочь ему… Ладони будто обожгло и красное облачко стало наливаться изнутри яркой зеленью, на глазах превращаясь в шар. Вскоре в центре шара вызрела ослепительно белая искра. Грэм вытянул ее из шара и одним резким движением вогнал искру в грудь Титруса. Старика подбросило, затрясло, но Грэм не обращая на это внимания водил ладонью над его сердцем, будто втирал в кожу зеленый шар.
Спустя какое-то время веки Титруса задрожали, и он открыл глаза.
– Жжет… – прошептал он.
– Быстро пройдет, – Грэм ощущал безграничную усталость и какую-то безудержную детскую радость одновременно. – Зато теперь ты будешь жить, понял, отец?
Титрус слабо улыбнулся.
– Я бы водички попил.
– Погоди, тебе еще ничего нельзя, рана затянется, тогда принесу и попить, и поесть.
– Попали мы с тобой в историю…
– Ну, с кем не бывает, – краем простыни Грэм вытер испарину с его лба. – Главное, мы из нее выбрались.
– Это Апрель…
– Я знаю. Не волнуйся, отдыхай, набирайся сил.
– Спасибо, мой мальчик.
– Башка трещит, – Сергей налил в стакан воды из под крана и стал пить большими глотками. – Коньяк весь выпили?
– Еще бутылка есть.
– Доставай.
Сергей тяжело опустился на табурет и потер усталые красные глаза.
– Кофе у тебя имеется?
– Есть, сейчас сделаю, только у меня растворимый.
– Давай какой есть. Черт, как спать охота…
– Не поминай черта, – вздохнул Артём, – я в последнее время знаешь каким суеверным стал, ужас просто. Как закончится вся эта эпопея, всю квартиру иконами обвешаю, свечку зажгу, лягу под образа и буду лежать. И зеркало выброшу.
– Что за зеркало?
– Да есть у меня одно… волшебное.
В дверном проеме возник Грэм, его осунувшееся лицо было неестественно белым.
– Что там? – Артём замер с чайником, не донеся его до плиты. – Как он?
– Все хорошо, я сделал что мог, теперь ему нужен покой и какая-нибудь еда легкая, жидкая.
– У меня окорочек куриный в морозилке есть, – Артём поставил наконец чайник и зажег газ. – Мигом супчик сварганю, и ты тоже поешь. Ты садись, садись, а то у тебя такой вид, будто вот-вот свалишься.