Чужестранцы
Шрифт:
– Мальчики! – кричит Катя, ее глушит рев моря, но зазывающая рука переводит.
– Она моя, – гудит Ковш. – Меня любит, поал?.. С тобой поиграла и хватит, а у нас с ней серьезно. Она те и так намеки делает, чтоб отвял. Ты парень свой, поэтому не усугубляй, лады? Найдешь се еще, а ей нужен надежный, с достатком.
Сега взирает снизу вверх. Неотрывно смотрит в глаза.
Ковш как гранитный утес – гневные иссиня-черные волны его молотят, а он высится неподвижной глыбой, и все. Смотрит, ждет…
У Сеги внутри – лед. Холодная ярость.
Он
Врезался в столб.
Очень удачно, прямо перед ревущим потоком комет, иначе был бы сейчас красным человечком со светофора… Море оседает, под ногами – серый тухлый асфальт. Сега растерянно оглядывается, люди бурлят как пузыри, растекаются зигзагами, наискось, вперед, назад…
…Садится на скамейку в тени аллеи, задница нервно елозит по угловатым рейкам, голова в тисках ладоней. Надо все как следует… обдумать! Докатился, елы…
Море было как в киношке сквозь 3D-очки, выпуклое, с глубиной. Краски, звуки… На море Сега не ездил никогда – одни мечты. Была Катя, что махала рукой, звала «Мальчики!», был разговор, где говорил только Ковш, а Сега молчал.
Но – у озера, на Катькиной даче!
И Ковш тогда не выглядел скалой, они с ним почти одного роста. В тот день Сега откопал в сарае кусок арматуры, решил забить друга до состояния красного человечка со светофора. Но вовремя рассудил: на кой хрен ему Катька? Если променяла раз, променяет и второй. Ради этой лярвы еще и руки марать? Не, пусть теперь с ней мучается Ковш.
Увез прут домой, пообещал, что однажды его согнет. Записался в качалку, дома дополнительные нагрузки, мясная, молочная пища, в кармане всегда эспандер… А на подоконнике – прут. По-прежнему прямой. Все чаще посещала мысль, что затея напрасна, а клятву, хоть и глупую, нарушить нельзя. Иначе он кто? Такая же вша Катька! Сега представлял, что гнет прут, из тела выжимается пот, текут ручьи, а когда пот кончается, из кожи течет кровь, а вместо прута сгибаются, хрустят кости…
Бьет себя по морде… Ну Игорек, химик долбанный! Сутки, значит, колотить будет?.. Все эти мысли про Катьку, Ковша, арматуру негнущуюся… Если пустить на самотек, к концу дня сиганет с крыши…
Нужно отвлечься. Если шальное воображение не может остановиться, его надо куда-то сплавить.
Сега крючится, как пугало под тучей гадящих ворон. Инстинкт толкает к выходу, но каленое самообладание заставляет пройтись между стеллажами. Он и вообразить не мог, что книг бывает столько! Думал, писателей… ну… штук двадцать от силы, а тут… Мелькают фамилии, названия!.. А сколько ж тогда книг?! Их что, все читают?!
Мерещится, как эти книги сыплются с неба тяжелыми связками, острые углы прошибают людям черепа, ураган страниц режет кожу…
– Вам помочь? – чирикает
– Ага, мне бы это… – мнется Сега. А чего ему и впрямь нужно? – Ну, знаете… такую книгу, шоб… человек такой, из простых… ну-у-у, проходит, там, испытания… и становится…
– Самоучитель?
– Не, это… Ну как его… ху… Художественное, во!
– Героическое!
– Да-да, героическое, где это… герой и…
– Идемте!
Плетется за миниатюрной Оксаной провинившимся псом. Та встает у очередной полки, Сега чуть не врезается в хрупкую спинку. Ручка вынимает из бумажной стены ничем не примечательный кирпич.
– Очень популярная серия фэнтези, раскупается на ура. Как раз то, что вам нужно, язык простой и в то же время образный.
Язык?.. Ну да, простой. Не английский же.
– Брать будете?
– Че?.. А, да! Сколько?
…На улице заворачивает книгу в пакет. Прижимает к себе, чтобы не увидели логотип книжного: пацаны спалят – подумают, крыша поехала. Если спросят, отмажется, мол, шпроты, салатик.
Квартира как паровозная топка, в стены сквозь жалюзи вонзаются полированные листы света, воздух горит.
Пельмени не лезут даже после тренировки. Вот елы… Раньше думал конкретно: позвонить тому-то, прийти туда-то, пожрать вот это, лечь спать во столько-то. Отдыхал за компом: контра, сто-пятьсот или еще какие видяхи. Самый верх – с пацанами побухать. Ну, еще мечты о море и согнуть этот прут… Все. А щас начинает думать о том, шоб не думать, – в башку прет всякая хренотень. Память скрипит: когда последний раз читал?.. В школе… давно, даже жвачка вспомнить не помогает… Бианки, про какого-то мыша… наверное, Микки Мауса…
Тарелка уже пустая. Но вставать из-за стола не хочется, Сега нервно стучит носком по затертому коврику. Думает.
Да елы зеленые, че за фигня?!
Со злостью вскакивает и в комнату. Срывает пакет, перед глазами сочная красная обложка, витиеватый шрифт. Садится на кровать, книгу на колени… Нет, за стол. Локти на край стола, наклоняется… Или откинуться на стул, а книгу держать в руках?..
Первую в жизни бабу раздевал, так не парился!
На подоконнике – кусок арматуры. Может, еще раз попробовать? Ясно, не получится, но хоть какая-то разрядка… Следом плывут картинки, что вместо прута гнутся кости, рвется кожа, обломки выпирают наружу, выворачивая сердце, легкие…
Сега минут пять ходит по комнате из угла в угол…
Пошло оно все! Ложится на кровать, книгу на подушку.
Раскрывает…
Я лишь Танор, сын пряхи и кузнеца, сотканный из стальных нитей. Наверное, поэтому еще жив… Лежу в помойной яме, мухи грызут сочные язвы. Драконы не смогли покорить нас дыханием огня, и тогда их беззубые колдуны, скребущие порог смерти, выдохнули болезнь… Драконья Чума третий год парит над селами, обволакивает людей зловонием рваных крыльев. Дабы спастись, родители меня выбросили.