Чужие дети
Шрифт:
— В школе, — ответила Джози. — Приводит в порядок все документы на конец четверти.
— Я хочу к нему, — сказала Клер. Глаза девочки заблестели от слез.
«Я тоже, — подумала про себя Джози. — О, боже, да как сильно! И я тоже…»
Она попыталась коснуться Клер, но та отстранилась и спряталась за своим братом.
— Он скоро вернется. Он вернется к обеду, — Джози подавила в себе порыв закричать, а вместо этого стойко сказала, контролируя свой голос:
— Мы будем обедать?
— Я ничего не хочу, —
— Ты не снимешь свои перчатки? — спросила Джози.
Бекки положила руки на стол.
— Мне холодно.
— Но ты не можешь есть в перчатках.
— Я не собираюсь есть это, — ответила Бекки, глядя на Джози и на дымящиеся кастрюли на плите.
Руфус тревожно посмотрел и побледнел. Рори и Клер выглядели так, словно они давно привыкли слышать подобные вещи от сестры.
— Все любят спагетти. Всем нравится еда макаронников, — заявила Джози.
Бекки окинула ее быстрым голубым взглядом:
— Я не люблю.
Джози глубоко вздохнула:
— Ты завтракала?
— Нет, — сказала девочка.
— Ты что-нибудь ела за весь день?
Бекки не ответила ничего.
— Послушай, — проговорила Джози, — если ты выехала из Херфордшира в восемь с чем-то, а теперь половина второго, и ты ничего не ела, то должна умирать от голода. — Она положила спагетти и соус в тарелку, поставив ее перед Руфусом. — Вот, разве выглядит плохо?
Бекки начала распутывать узел, который завязала на полиэтиленовом пакете, чтобы не рассыпать содержимое.
— Где тарелка? — спросила Джози у Клер.
— Я не знаю.
Руфус повернулся в сторону матери. Мать протянула ему тарелку из стопки напротив.
— Тебе положить салат? — спросила она у Бекки.
— Нет, — ответила та.
Руфус передал тарелку Клер, а девочка, не глядя на него, передала ее сестре. Бекки водрузила ее на подставку и положила сверху полиэтиленовый пакет. Потом она снова стала развязывать узел. Джози выставила две большие тарелки с макаронами перед Клер и Рори. При этом брат и сестра даже не двинулись, не проявив ни малейшей реакции. Они, как зачарованные, смотрели на Бекки. И Руфус — тоже. Все их внимание было сосредоточено на том, что обнаружится, когда девочка развяжет узел.
— Прекратите таращиться, — сказала Бекки.
Джози положила себе небольшую порцию макарон и обошла стол, чтобы занять самой место между Бекки и Рори.
— Будь добра, передай мне перец.
Казалось, никто не слышал ее. Все глаза были прикованы к пальцам Бекки, распутывающей узел. Потом, очень медленно, она надорвала пакет и высыпала на свою тарелку с чрезвычайной осторожностью кучку сероватого риса вперемешку с меньшими горстями красновато-оранжевого и черного цвета.
Джози уставилась на содержимое пакета.
— Что это?
— Рисотто, — ответила Бекки. Ее голос звучал гордо. — Мама сделала
Она взглянула на Рори и Клер, имея наглость предложить им такую стряпню. Ведь когда Надин приготовила рисотто накануне вечером, все категорически отказались это есть. Тогда случилась ссора по этому поводу, а потом — другая ссора, немного позже, когда Надин нашла Клер и Рори под самой крышей с полиэтиленовым пакетом с нарезанной булкой. Те набивали рты и молча жевали с огромным аппетитом…
— Я думала, ты голодна, — сказала Джози, глядя на грязь в тарелке Бекки.
— Я же сказала, что не люблю спагетти.
— Понимаю. Пока мы едим эту горячую, только что приготовленную еду, ты собираешься кушать холодное рисотто?
— Да, — ответила Бекки. Она посмотрела через стол на Руфуса. — У меня еще много, — сказала она ему, и ее голос оказался почти приятным. — Этого достаточно, чтобы остаться в живых, пока я снова не окажусь дома. Мне не нужно есть что-нибудь здесь.
Глава 6
Шейн, буфетчик, работающий неполный день, заявил, что убирать квартиру Дункана Брауна столь же легко, как дамский будуар после обслуживания посетительниц «Лисы и винограда».
— Мне будет приятно, — сказал Дункан, — если моя дочь, Элизабет, услышит это от вас.
Шейн подмигнул:
— Женщины всегда ужасные чистюли, но никогда не понимают главного. Так вот, на мой взгляд, пыль — не главное. Я убрал бы кухню и ванную так, что там можно будет расположить новорожденного, но не стану беспокоиться из-за пыли. Никто еще не умирал от небольшого количества пыли.
Дункан посмотрел на ковер. Даже ему было видно, что узор на нем — приятно симметричный афганский узор — серьезно потемнел от крошек, множества ворсинок и ниток. Откуда бы, удивился он, появилось все это? Ведь он ни разу за всю свою жизнь не держал в руках нитки с иголкой.
— Она что-то говорила о чистке пылесосом…
Шейн тоже посмотрел на ковер.
— Она знает?
— Похоже. Я же не помню об этой тарелке, когда я ем крекеры…
— Скажите мне, что я должен сделать? — спросил Шейн. — Мы же не хотим тратить попусту ни мое время, ни ваши деньги, верно? Я пройдусь пылесосом по маленькой дорожке здесь, сниму этот налет и обрызгаю тем замечательным средством, которое великолепно устраняет пыль повсюду.
— Она сказала что-то о мышах…
— А теперь послушайте меня, я люблю мышей, — сказал Шейн. — Дом для меня — не дом без одной-двух мышей.
Дункана стал утомлять разговор. Вопросы хозяйства никогда не были для него темой для длинных бесед. Что и естественно: они требовали действий, а не слов. Мистер Браун был не прочь поговорить с Шейном, но предпочел бы нечто, в равной степени близкое и ему, и уборщику: например, скачки или воздействие алкоголя на человеческую натуру.