Чужие дети
Шрифт:
Девочка пожала плечами:
— Пройдусь по магазинам…
— А на какие деньги?
Дочь что-то пробормотала. Она наклонила голову, отчего волосы упали на лицо. Джози подарила ей на Рождество черный нейлоновый бумажник с десяти фунтовой банкнотой внутри. Бумажник был, конечно же, вульгарным, но получить десять фунтов — это здорово.
— Она дала тебе денег? — спросила мать.
— Немного…
— Разве ты не понимаешь, что тебя покупают?! — резко вопросила Надин. — Кто пытается
Бекки подумала о той еде, которую отказалась есть, о кровати, которую не стала заправлять, о ванной, где так и не приняла душ. Она презирала отца, который толкнул ее в сторону раковины, осмелившись применить силу. При мысли о несправедливости матери, которая не оценила непоколебимого противостояния новой семье, у девочки навернулись слезы на глаза.
— Как ты могла быть такой предательницей! — вдруг закричала Надин. — Ты брала у нее что-нибудь?
Бекки метнулась прочь от двери в подвал и налетела на стул возле стола на кухне.
— Это все деньги, которые у меня есть, — сказала она.
— Ха! — ответила Надин. Она промаршировала мимо Бекки с пригоршней картошки и с грохотом швырнула ее в раковину. — Добро пожаловать в клуб!
Бекки облокотилась о столешницу и тыльной стороной ладоней закрыла глаза. Когда она чуть нажала, цветные вспышки, звезды и кольца вспыхнули в темноте — быстрые, яркие. Они освобождали ее сознание от мыслей. От тех самых мыслей, которые преследовали ее сегодня все утро, от которых Бекки пыталась избавиться, предложив пойти в Росс. Она думала об отце, о том, как хочется, чтобы он оказался здесь. Ведь когда-то они были вместе, и возникало чувство уверенности и защищенности. Без отца Бекки утратила ощущение будущего.
Девочка подняла голову и посмотрела на узкую спину матери, склоненную над раковиной.
— Ма…
— Что?
— Когда ты и папа продали наш дом… — она замолчала.
— И что?
— Куда делись деньги?
— В банк, — коротко ответила Надин.
— Не могли бы мы взять хоть немножко оттуда?
Мать развернулась. Она держала в одной руке картофелину, а в другой — старый овощной нож.
— Нет.
— Почему?
— Потому что это все деньги, которые у меня есть, — ответила Надин. — Это все, что хоть когда-то будет у меня.
Бекки не смотрела на нее. Она положила ладони на стол и поспешно спросила, пока не исчезла отвага:
— Почему бы тебе не пойти на работу?
Наступила угрожающая тишина. Девочка слышала, как картофелина и нож для овощей полетели в раковину.
— Прости, как ты сказала? — спросила Надин. Ее голос стал ледяным.
Дочь пробормотала:
— Ты слышала меня…
— Да, я слышала, — ответила мать. Она отошла от раковины и облокотилась
— Да…
— Ну вот. Сейчас та же самая причина. Я не могу пойти на работу из-за вас, детей, из-за места, где мы вынуждены жить. И у тебя нет права требовать от меня идти на работу. Нет такого права! — Она наклонилась вперед. — Почему ты спрашиваешь меня?
— Другие матери работают… — проговорила Бекки, глядя на стол.
— Ха! — снова воскликнула Надин, ударив кулаком по столу. — Так вот что! Вот чего ты добиваешься! Она получила работу, верно? Ей досталось все, что когда-то было моим, — и эта проклятая работа тоже?
— Но у нее пока нет работы, хотя она собирается пойти…
— Бекки…
Девочка закрыла глаза.
— Бекки, как ты посмела заговорить со мной о ней? Как посмела начать сравнивать, даже подумать о таком? Ведь я все делала для тебя, а она это разрушила! Как ты смеешь?
— Я не сравнивала…
— Не сравнивала? Нет?!
— Я просто сказала тебе. Ты спросила, есть ли у нее работа, и я тебе ответила…
— Тебе должно быть стыдно даже упоминать о ней в моем присутствии.
— Я не делала этого. Я никогда не упоминаю…
— Заткнись! — заорала Надин.
Бекки отодвинулась на стуле от стола, чтобы отпрянуть от разъяренного лица матери. Затем дочь уверенно и спокойно сказала:
— Я думаю, что тебе…
— Что?
— Тебе следует выходить отсюда. Тебе надо встречаться с другими людьми, кроме нас. Тебе надо… — она остановилась.
— Что я должна сделать?
Бекки зарыдала:
— Ты должна тратить силы на что-то другое, кроме ненависти к отцу!
— Верно, — сказала Надин. — Верно. Так и поступим.
Надин обошла стол и сильно пихнула стул, на котором сидела Бекки. Стул хрустнул и опрокинулся, отчего девочка слетела на кухонный пол и приземлилась на колени. Она выбросила вперед руки, чтобы не упасть, и ждала, стоя на четвереньках, что произойдет дальше.
— Ты не знаешь, что такое боль, — сказала мать. Ее голос охрип, словно она сдерживала крик. — Не знаешь, что такое страдание, что значит быть брошенной, остаться без любви. У тебя вся жизнь впереди, а что ждет меня? Ничего. Семнадцать лет отдано этому замужеству. И что я получила в итоге? Ничего. Ничего!
Очень медленно Бекки села на корточки, глядя снизу вверх на мать. Девочка сама не знала, почему не уходит в полной тишине, как обычно случалось. Но сейчас было не так. У нее засосало от страха под ложечкой, но дочь собиралась сказать все, что думала.