Чужие лица
Шрифт:
***
… - Олесечка, у вас золотые руки…
… - Если бы я знал раньше, что в соседнем доме работает такой прекрасный мастер…
… - Лунтик решает полететь обратно на Луну, а друзья ему в этом помогают…
… - Здесь подлиннее, а вот эти прядки покороче, хорошо?
… - Как вы считаете, розовый цвет не слишком молодежно?
… - Когда я была маленькой, мама не давала обстричь мои длинные волосы. Как же я с ними мучилась все детство!…
Олеся лежит на своем диване, положив ступни на подлокотник. После дня, проведенного стоя, ничего не хочется делать. Ноги сводит, руки ломит, а
Пашка сидит за столом и делает уроки. Олеся не понимает, как можно заниматься русским языком и при этом слушать музыку через наушники. Слушать так громко, что попытки достучаться до сына пресечены на корню. Подросток пишет в тетради, время от времени заглядывая в учебник, поигрывая ногой и кусая кончик ручки. Дурацкая привычка, от которой он никак не может избавиться.
Олеся тянется к мобильному телефону, стоящему на зарядке. Она думает позвонить Пашке и таким образом обратить на себя его внимание, но замечает пропущенный звонок от мамы и сначала набирает ее номер.
Разговор длится всего около минуты, но Олеся, превозмогая боль в ногах, идет в кухню и хватается за пачку сигарет. Ей удается удержать телефон между плечом и ухом, поднести огонь сигарете, сразу затянуться. Она чувствует, как дым застревает в горле и тянется к стакану, наливает холодной кипяченой воды и делает глоток.
Смерть не выбирает своих жертв. Нельзя назвать жертвой того, кто просто меняет свое состояние, теряет телесную оболочку. Смерть всегда вызывает страх, от которого нельзя сбежать, и к которому нельзя привыкнуть. Смерть неслышно заходит в дома, забирая жизни людей. И нет от нее замков и сигнализаций. Она безжалостна и необратима.
— Нет, я слушаю тебя, мам. Просто захотела пить, — отставляет стакан. Снова втягивает дым. — Я понимаю, что у нее никого здесь нет, а ты не поедешь устраивать похороны тети Лиды. И тем более бабушка Маша не поедет из Смоленска. Но я ведь ее совсем не знала, даже не видела ни разу. Ладно, видела в детстве, но не запомнила. Это было слишком давно. Мам… Ну, куда я поеду на ночь глядя? Тем более, ты сама сказала, что ее уже увезли в морг. Мам… Так, все, ладно, я поняла, что ты все равно меня заставишь это сделать. Диктуй адрес и имя соседки, которая нашла те… тетю Лиду. Я заеду завтра перед работой. Да. Диктуй.
Буквы скачут на салфетке, ручка то и дело прорывает тонкую бумагу, Олеся записывает адрес — ехать придется в Купчино, совсем не ближний свет. Но и не поехать она не может — обещала матери, лишь убедиться в том, что есть, кому заняться похоронами, а если нет, то придется делать все самой. От этой мысли передергивает — морг, кладбище, поминки… Хоть и дальняя родственница умершей, но практически — чужой человек. Не хотела бы она сама оказаться в такой ситуации.
Олеся прощается с матерью и звонит Светлане, чтобы предупредить об опоздании. Та соболезнует, разрешает взять еще несколько выходных, если понадобятся, и предлагает свою помощь. Олеся отвечает, что сама еще не знает, что нужно, но обещает обратиться при необходимости. А затем слушает рассказ подруги о встрече с Мироном Полуниным, о том, что этот мужчина оказался совсем не таким, как ей представлялось. Он действительно всей душой болеет за детей без родителей, деловой, но при этом человечный и щедрый.
— Ты мне так его нахваливаешь, как будто хочешь нас свести. Очень смешная шутка, Свет. Будто сама не понимаешь, что мне сейчас совсем не до такого. Еще эти похороны так некстати… — сама не замечает, что тянется за следующей сигаретой, в пепельнице уже три окурка, останавливает себя, шире отрывает форточку, наливает еще воды.
— Я тебе лишь говорю, что кольца у него не видела, и на мой вопрос, хотел бы он кого-нибудь усыновить, ответил, что одинок, поэтому такую возможность пока не рассматривает. Да и на Славу он произвел впечатление очень хорошее… В общем, есть, над чем подумать, тебе давно уже пора перестать закрываться ото всех в своей скорлупе. На Сергее свет клином не сошелся…
— Да причем здесь Сергей? — Олеся срывается. Думает, хорошо, что сын в наушниках. — Он уже давно для меня умер… Черт… Я не это хотела сказать. Ладно, в общем, завтра рано меня не жди, если что — позвоню. Пока.
Она отключает звонок и возвращается в комнату, где Пашка по-прежнему «долбает» русский, а из его наушников льется рэп. Подходит ближе, трогает за плечо, сын поворачивает голову, с вопросом в глазах стягивает наушники.
— Бабушка звонила.
— Все нормально? — интересуется.
— Да, то есть, нет. Наша дальняя родственница умерла, и похоже, что ее некому хоронить. Мне завтра утром придется ехать в Купчино, так что до школы дойдешь сам, — трет переносицу. Вот, теперь еще голова заболела. И зачем Света именно сейчас стала ее поучать, как надо жить? Совсем не вовремя. Какие мужчины? Тут бы самой не развалиться.
— Поехать с тобой?
— Тебе лишь бы прогулять, — ложится, потому что уже невмоготу стоять. Черт с ним, с ужином. — Нет, не надо. Я очень надеюсь, что это не займет много времени. Мне важно, чтобы ты отсидел все уроки, ладно?
Пашка заверяет, что волноваться не о чем, и снова надевает наушники, а Олеся прикрывает глаза и думает о том, что не хочет ничего решать, никакие проблемы, ничьи. И пусть это попахивает инфантильностью, но она устала бороться за выживание. Каждый ее день не приносит ничего, кроме этой борьбы. Каждое ее действие — чтобы не умереть с голода, чтобы всего хватало ей, Паше, маме. Каждый ее вдох, чтобы просто жить.
10
— 10 -
— Любовь нельзя искать. Ее можно только найти.
— Это что, совет психолога?
— Нет. Наблюдение друга.
Citrina. Двенадцатая параллель
Просыпаться не хочется. Рука тянется к телефону, чтобы отключить будильник. Ненавистный звук бьет по остаткам нервных клеток, заставляя морщиться и тихо стонать. Олеся больше не любит утро.
В комнате темно, молчаливые тени прячутся по углам, и слышно только дыхание сына, который не реагирует на ее будильник. Никогда не реагирует. Олесе хочется разбить эту темноту, но она жалеет такой сладкий, самый желанный сон, пусть не ее, а чужой, и аккуратно опускает ноги на прохладный пол. Ощупывая гладкое дерево ламината, ищет свои тапочки, сует ноги в мягкое тепло и идет в кухню, чтобы поставить чайник.