Чужие лица
Шрифт:
— Добрый вечер. Наверно, вы правы, мне уже пора стричься, но я к вам не за этим.
Олеся не выглядит удивленной, она действительно удивлена.
— Мам, это я его позвал, — за спиной раздается голос сына.
— Зачем? — разворачиваясь, Олеся внимательно смотрит на Пашу, ее взгляд очень выразителен. Гораздо больше, чем сам голос, который она еще контролирует.
— Чтобы он помог нам с квартирой. Это он тебя чуть не сбил осенью, я потом его с Сашкой встретил, узнал. И он мне дал свою визитку. А сегодня я позвонил… Он должен нам, ма.
Олеся переводит взгляд с одного на другого.
— Так…
— А где Вячеслав? — интересуется Мирон. Его голос спокоен, хотя сцена, в которой Олеся из беззащитной вдруг превращается в свирепую львицу, его даже позабавила.
— Слава? А причем здесь он? — недоуменно.
— Ну, как же? Он ведь ваш муж и его отец, — Полунин кивает в сторону подростка, который уже скрылся в комнате.
Олеся замирает на несколько долей секунды, а потом громко смеется. Ее плечи подрагивают, а нервное напряжение покидает тело.
— Слава — муж Светы, моей начальницы и подруги, а я в разводе.
— Что ж, значит, я все неверно понял, — Мирон смотрит на руку, где нет обручального кольца. Было ведь. — И все же, раз уж я здесь, может, вы мне расскажете, в чем ваша проблема? Я не уверен, что смогу помочь, но порой человеку становится лучше, если он просто выговорится незнакомцу. Эффект попутчика, слышали о таком?
Олеся кивает. Конечно, она слышала, сама постоянно выступает в этой роли.
— Ладно, заходите. Может, кофе?
Мирон снимает сумку, кладет ее на пол, рядом со своими ботинками. От слова "кофе" сдерживает порыв дернуться.
— Нет, спасибо. На работе весь день только его и пил.
Как ни странно, ситуацию спасает Пашка, выглянувший из двери комнаты.
— У нас ещё куриный бульон есть. С гренками. Хотите?
Олеся краснеет, если бы знала, что у них будет гость, приготовила бы что-то получше "недосупа". О ногу трется пришедшая Мишка, Войтович берет ее на руки, та водит носом, смотрит на гостя, а потом широко раскрывает пасть, зевая.
— Хочу, — просто отвечает Мирон, гладя кошку по голове. — Давно не ел настоящий домашний бульон. Еще и с гренками.
Он моет руки, слыша шепот в коридоре. Олеся отчитывает Пашку за его звонок и за то, что он вмешивается в дела взрослых, «греет уши» и влезает туда, куда не следует. Мирон смотрит на свое отражение в зеркале и думает, каким надо быть человеком, чтобы уйти от таких жены и сына. Почему-то мысли о том, что это она могла подать на развод, не возникает. Не в ее это характере, насколько он может судить.
В кухне на столе его уже ждет тарелка с бульоном и еще одна — с сухариками. Полунин садится и берет ложку, пробует и ненадолго прикрывает глаза.
— Вкусно. Очень похоже на то, как готовила моя мама.
— Готовила? — Олеся сидит напротив, явно переживая из-за нахождения здесь Мирона, еще никогда не кормила здесь никого, кроме Сергея и Славы. — То есть…
— Да, она погибла в автокатастрофе, когда мне было четырнадцать, — опускает глаза.
— Мне очень жаль. Мы сегодня
Мирон кивает, молча продолжая есть, он не знает, что ответить. Да, это было трудно, именно со смертью матери у него начались проблемы с самоконтролем, с отцом, а потом и с законом. Эти мысли возвращают к парню, что за стенкой меряет шагами комнату.
— Почему вы не позволяете Павлу участвовать в разговоре? Он ведь гораздо взрослее, чем вы думаете.
Олеся смущается и зовет сына. Наверно, со стороны виднее. Особенно мужчине.
— Садись, поешь тоже.
— Я не хочу, — Паша похож на испуганного волчонка: и боится, и в драку готов полезть за свою «стаю».
— Тогда давай хоть чая налью… — Олеся щелкает чайником и достает кружку из шкафа. Мирон невольно засматривается на нее, а потом ловит взгляд Паши и прочищает горло.
— Мгхм… Так вы мне расскажете, что у вас за проблема?
Олеся садится рядом с сыном в поисках поддержки. Из-за шума чайника приходится говорить чуть громче.
— Если коротко, то после развода с мужем мне пришлось снять эту квартиру. Я сама родом из Смоленской области, там живет теперь только мама. Недавно она позвонила и сказала, что умерла наша дальняя родственница, мы с ней не общались, но похороны пришлось организовывать мне. Оказалось, что у тети Лиды было две однокомнатные квартиры, одну из которых она сдавала. Я консультировалась с юристом, эта недвижимость должна отойти государству, так как наше родство слишком дальнее. А Паша… Он не понимает, что мы ничего не можем поделать с этим. Он хочет, чтобы у нас было свое жилье. Я тоже этого хочу, но… Единственный человек, который мог бы претендовать на имущество — двоюродная бабушка, она живет в Смоленске и не хочет ничего слышать про эти квартиры. Так что мы остаемся ни с чем по закону…
Олеся умолкает, наливает Паше чай и тянется за сигаретой, хочет, чтобы ее рассказ не был таким жалостливым, пытается казаться сильнее.
— А не по закону? — осторожно спрашивает Мирон, поднося зажигалку.
— В смысле? — давится чаем Пашка. — Так можно?
Первая затяжка кружит голову. Это точно не из-за близости мужчины и его вопроса. У Олеси дрожат руки, она распахивает форточку и гонит дым на улицу.
— Это не будет бесплатно, конечно, но выйдет дешевле, чем, если бы вы сами покупали эти квартиры. У меня есть выход на нужных людей, они помогут оформить завещание на вас. Как у нас говорят: задним числом.
Мирон отставляет пустую тарелку, встает, опираясь на подоконник, и присоединяется к курению. Дым от его сигареты смешивается с другим, и это может показаться символичным, но Олеся не обращает на дым никакого внимания. Все ее мысли — о возможной перспективе, о том, что нужно всего лишь сказать "да", и все получится. Как в Новый год, сбудется желание. Только она давно перестала верить в сказки.
— Согласиться на это означает содействовать криминалу. Я не могу так поступить. У меня сын. Если что-то пойдет не так, и его жизни будет угрожать опасность? Нет. Я не могу. Это слишком дорого может обойтись нам.