Чужие миры
Шрифт:
– Да.
— Мне тогда больно было. Стуан у нас — неприкаянный, Антонель — отцовский сын, а я вот, маменькин ребенок. Родной, любимый... когда она ушла, мне плохо было. Постепенно выправилось, но не забылось. А потом отец жениться собрался. Все я понимал, что для семьи, что любви в этом браке нет ни на медяк, что это просто для влияния... а все равно!
Как представлял, что эта девица на матушкином месте сидит! Как ее звать будут герцогиней... и я глазами искать матушку буду, а там — эта... понимаешь?
Ганц
Понимал. Мачеха... да неважно, сколько там кому лет, какая семья... все одно — она заняла место матери. И это — больно.
— Тошно мне до слез было. К отцу я, конечно, не лез, толку б все равно не было. Для блага семьи — и точка! Влияние, связи, в перспективе деньги, земли — чего тут оговаривать? Все я понимал, но и скрыть ничего не смог. Противно до слез было, до тошноты и крика. Антонель заметил. Пошел к отцу, тот меня позвал, взяли в оборот. Так, мол, и так, жениться все одно женюсь... что делать будешь?
— Уехать из дома?
— И того нельзя. Род связкой силен. Если бы я после отцовской свадьбы.... Я же жил с отцом и матерью, мне рядом с мамой хорошо было, и теперь — уехать? Сразу ясно станет, что я против брака. А разногласия в семье — то, на чем играют.
Ганц кивнул.
Вот это коротенькое «мамой» сказало ему больше, чем многостраничные тома.
Мама.
Не мать, не матушка, не маменька, не родительница — мама.
Майкел искренне любил свою мать. И в этом не лгал. Ах, слова. Великие предатели своих хозяев!
— Поговорили мы тогда. Долго разговаривали. И решили... отец уж не в том возрасте, чтобы любовным утехам предаваться сутки напролет. Решили в охотничий домик уехать. Отец с супругой, ну и я сопровождать их буду. Привыкнуть, общий язык найти....
— А ваш отец не боялся, что вы его... слишком хорошо найдете?
Майкел даже фыркнул.
— Какая разница? Все бы в семье и осталось. А и ребенок случись — родная кровь.
— Интересный подход.
— Чего тут интересного? — окончательно отбросил всю вежливость мужчина. — Понятно же! Отец принцессу не любил, это для усиления рода. Надо бы на козе жениться — и козу бы в храм повел! В этом она память матушки не оскорбляла. А что мне тяжко — так то моя беда, а не семьи. Понимать надо!
— Тоже понятно, — согласился Ганц. — Вы уехали.
— Антонель должен был приехать через десять дней. С семьей. Стуан последним, у него какие-то дела были.... Очередная девка, наверное.
— Ваш брат ходок?
— Не то слово. Стуан от баб голову теряет, — окончательно разоткровенничался Майкел. — Кто ему штаны развязывает, тот и кошелек вытянет, и все остальное получит...
Ганц смотрел и слушал очень внимательно. Но пока вранья не чувствовал.
Наверное, Стоунбаг способствует.
Замечательное место, в котором из века в век откровенничали люди. Вот и сейчас... откровенничают. Очень оно помогает. Словно сами камни здесь пропитаны искренностью...
— Итак, вы приехали.
. — Принцесса не в восторге была. Оно и понятно — отец.
— Если бы на ней женились вы, было бы лучше. Наверняка.
— Чтобы я? Ну — нет! — Майкел мотал головой совершенно искренне, хоть та и болела нещадно.
— Ее высочество Джолиэтт — красавица.
Майкел покачал головой снова.
— Нет. Лучше уж гадюку в жены...
— Даже так?
— Да вы слушайте, как там все было. Мы приехали, и у отца вторая брачная ночь случилась. А я к себе Ликсу позвал. Хорошая девочка, добрая.... Мы тут приладились. И чем Мальдоная не шутит...
Майкел ненадолго замолчал, словно представлял те события. Снова переживал их, видел перед глазами.
— В ту ночь гроза собиралась. Прислугу мы с вечера отпустили, отец не любит, когда ему мешают. В домике у ворот двое слуг, но это далеко, там их не видно, не слышно... и им ничего не слышно.
— А понадобись что?
— Там колокольчик есть, шнур протянут. Позвонить — слуги сразу прибегут, а пока не зовут, пусть у себя сидят. Отец публичности не любил.
— Так...
— Ликса со мной, ее высочество с отцом.
— Так....
— Я Ликсе привез ночную рубашку и пеньюар.
— Что!? — не удержал возгласа Ганц.
— Ну да. Она же не первый раз со мной была. И разговорились мы как-то... девочка она была неглупая. Честно призналась, что себя для мужа бы сберегла, а только семья... я ей денег тогда дал. Достаточно...
— Семья ее сейчас не бедствует.
— Знаю. Как-то слово за слово... родителей своих она любила без памяти. На все ради семьи шла....
А ты любил свою мать.
И понял, что есть нечто общее между тобой и деревенской девчонкой. Да, и такое бывает.
— Дикса как-то упомянула, что ей бы хотелось красивое белье. По-настоящему красивое... у кого платье, у кого украшения, а у нее, вот, было в мечтах именно такое. В деревне оно — что? Рубаха? А в городе все иначе. И я привез ей пеньюар из тех, что у куртизанок... мне это показалось забавным. Белый такой, весь... — Майкел показал руками нечто пышное. — Очень... провокационный.
Ганц кивнул со знанием дела.
Лилиан Иртон кое-что дарила на дни рождения его супруге. И он представлял, как это может спровоцировать. Ох как представлял!
— А потом?
— Потом мне захотелось пить. А вино мы уже все... Дикса решила сбегать на кухню. Не мне же идти было...
Тоже верно.
— Но если бы отец ее в таком виде заметил.... Мы дурачились, как дети, — лицо Майкела исказила гримаса боли. — Я выглянул за дверь, на мне и тряпки не было. Дикса выглянула... и побежала по коридору, босиком, чтобы не слышно было.