Чужие. Сборник рассказов

– Не может быть, – Егор смотрел, как его собака нарезает круги по воде в том месте, где только что зеркальную поверхность разбил сноп дроби, выпущенной по утке. Смышленый спаниель в поисках добычи упрямо кружил вблизи противоположного берега озерца, но ничего не находил.

– Что за чертовщина, – охотник наблюдал за собакой, машинально перезаряжая ружьё. Он был очень удивлен случившимся. Чёрная утка, в которую он стрелял уже в третий раз, упрямо не желала попасть в его ягдташ.

– Не

Он прекрасно видел, как после выстрела дробовая осыпь со всех сторон накрыла птицу. Она не попыталась взлететь или нырнуть, не распласталась на поверхности воды. Она просто исчезла.

Старое, надежное, пристрелянное ружьё ИЖ-54, из которого он влёт легко сшибал вальдшнепов, шансов дичи не давало. Патроны сам собирал – навески дроби и пороха выверены до сотых долей грамма, давно научен в таких вещах не ошибаться. Дробь № 6, согласованная с 18 миллиметровым получоком. В общем – все по уму. За свою охотничью практику он столько уток добыл – сосчитать трудно. А здесь в третий раз стреляет по сидячей цели и безрезультатно.

Странная утка. Чёрная, как головешка. Такие за годы охоты ему еще не попадались. На воду, в отличие от крякв, садится совершенно бесшумно. Впервые он ее позавчера увидел. Сидел на берегу этого затерянного на просторах России безымянного озерца, спрятавшись в кустах, в надежде, что вечером на жировку к чистой воде из крепей утки полетят. Вечер был тихий, выстрелов вездесущих местных ушлых охотников, любящих пошмалять из дробовиков по дичи на вечерней зорьке, не было слышно. Хотя места тут, довольно дикие, полтора часа по трассе до города, если ехать быстро.

Смеркаться уже начало, когда из-за камыша в двух десятках метров от него эта утка выплыла. Пролёта ее он не видел, возможно, с другой стороны зашла. И посадки на воду не слышал, хотя было безветренно. Шлепки играющих карасей наполняли вечернюю тишину музыкой живой Природы. Здоровенная чёрная утка бесшумно плыла по зеркальной глади воды.

Егор неторопливо прицелился и выстрелил. Собака, как всегда стремглав кинулась в воду. Долго плавала, но ничего не нашла. Она, бывало, подранков из гущи камыша вытаскивала, в ряску болотную с головой за ними ныряла и доставала всегда. Умная и старательная собака. А в тот раз пустая вернулась. Обиженно смотрела на хозяина, что же ты, дескать, охотник такой-растакой зря меня гоняешь по холодной воде. Мазло!

Погладил Егор собаку, приласкал, успокоил. Виноват. Плохо выстрелил, прости родная. Хотя странно…

Перекантовавшись ночь в машине, а днем побродив по окрестным угодьям, он подстрелил двух рябчиков. Выпотрошил птиц, сыпанул внутрь горчичного порошка и набил листьями крапивы. Завернул в тряпку, кинул в багажник. В таком виде больше суток легко пролежат, сейчас не жарко уже. А к вечеру снова засел на берегу озерца. И история повторилась в точности. Опять утка выплыла на чистую воду, он тщательно прицелился и выстрелил. И опять промазал. Дичь снова исчезла. Обошел с собакой все озеро по периметру и ничего не нашел. Никогда еще, даже с самых юных лет, он не мазал так позорно. Просто напасть какая-то. Чёртова утка.

Выехав на трассу, включил музыку и притопил педаль акселератора. Дома перекусил и помылся. Вычистил ружьё. Аккуратно "закатал" десяток "свежих" патронов. И на следующий день, снова проехав более ста километров, ближе к вечеру (благо отпуск еще не закончился) вновь примостился на берегу уже знакомого озерца. В пролетевших над головой чирков стрелять не стал, бог с ними. Не хотелось вспугнуть более крупную дичь. Он почему-то был твердо уверен, что и после двух выстрелов, утка снова должна появиться. И не ошибся. Ожидания подтвердились. Как и прежде, она бесшумно выплыла на закате. Совершенно чёрная утка по посадке походила на кряковую, но была раза в полтора крупнее. Нет, таких он точно еще никогда не встречал.

Высоко подняв голову, птица медленно двигалась вдоль противоположного берега по открытой воде, огибая травяные островки.

Егор медленно поднял ружьё, привычно прицелился, выдохнул из себя воздух и, затаив дыхание, плавно нажал на спусковой крючок. Эхо выстрела погасло в туманной дымке, тянувшейся по лугам из леса. Собака прыгнула в воду и поплыла. Внимательно следивший за происходящим охотник уже понял, что она снова ничего не найдет.

– Не может быть, – прошептал Егор.

Перезарядив ружьё, он прислонил его к дереву и закурил.

– М-да… Дела, – неудачливый стрелок позвал собаку и пошел к машине, – как же так? Непонятно…

Подойдя к автомобилю, задумался. До города далеко, завтра последний день отпуска. А тут странности интересные. Промазать с такого расстояния он не мог – это факт. Значит, либо подранок (или подранки?) каким-то образом заныривает под корягу и там погибает, либо это голимая чертовщина. Но в чертей Егор не верил. Просто днем надо внимательно осмотреть этот водоем и постараться найти дичь. Не могла же она испариться.

Примерно в километре от озерца примостилась какая-то брошенная деревушка. И, вроде как, в одном из домов виден свет. В машине спать неудобно, намучаешься, устанешь. Может попроситься на ночлег, а если не получится – переночевать в одном из брошенных домов? Все лучше, чем в салоне корчится. Одеяло теплое в багажнике есть.

Потихоньку, на первой скорости, благополучно доехал по старой, заросшей травой, дороге до самой околицы. Темнело. Безжизненные строения этой когда-то, по-видимому, многолюдной деревни угнетали беспощадным напоминанием о бренности бытия. Сколько трудов было положено на создание и обустройство этого человеческого жилья. Сколько мужицкого пота пролито на обтесанные тяжелыми железными топорами толстые брёвна. Сколько радостей и горестей людей, погасших в юдоли земной, растворено в стенах этих пустынных обителей.

Хозяева уехали. Огороды заросли чертополохом. Совсем умирает деревня. Возможно, летом дети и внуки бывших жителей еще наезжают сюда на пару дней набрать грибов и шашлык зажарить. Кто-то даже трубу печную может починить или отвалившийся узорный наличник гвоздями приколотить. А потом снова все надолго пустеет и не слышно в округе живого голоса.

Деревянный дом потеряв хозяев жить долго не может. Он болеть начинает без человеческого тепла от сырости и печали. Накреняет его Матерь-Земля и роняет на чрево свое, чтобы, укрыв зеленым лишайником, обратить в прах творение рук человеческих.