Чужое письмо
Шрифт:
– Я… хотел попросить вас об одолжении, - судя по всему, Илья первым справился с неловкостью момента. – Это письмо… Оно… как бы точнее сказать… насторожило меня… Мы договорились встретиться с мамой завтра вечером. Вы… не могли бы поехать со мной? Нет, не думайте, я вовсе не боюсь узнать правду. Но…
– Конечно, - вот и Лиза обрела дар речи.
– Я у вас в долгу – вы же меня спасли!
– Нет, что вы, это я у вас в долгу. Вы любезно подвезли меня. В столь непотребном виде я вряд ли добрался бы до дома без приключений. Столичная милиция «любит» таких клиентов.
– Но зато вы, наконец, разобрались с моей оранжереей. Если честно, я ведь ничего не понимаю в проектах, и собиралась строить так, наобум, без предварительного плана. Представляю, какая бы избушка на курьих ножках у меня в результате получилась. Но вы вовремя внесли коррективы в мои сумасшедшие замыслы.
– Кстати, если хотите, я бы с удовольствием взялся за строительство. Люблю пилить-строгать, так замечательно пахнет необработанное дерево. Там работы и объемы несложные, только когда дойдет очередь до крыши, потребуется еще один помощник.
– А сколько вы берете за труды? – вдруг развеселилась Лиза, напряжение первых минут миновало. – Осилю ли я? Сегодня услуги архитекторов стоят очень дорого.
– Вполне осилите, - поддержал игру Илья. – Строителя потребуется обеспечить трехразовым горячим питанием, работающим душем и заинтересованными разговорами во время перерывов. Да, еще потребуется мальчик на побегушках, чтобы послать в магазин за пивом.
– Цена подходящая. Я даже согласна в целях экономии средств на должность мальчика на побегушках оформить себя...
Когда Лиза, наконец, положила трубку, часы показывали 10 вечера. Она проболтала с Ильей больше, чем тратила времени на разговоры с Асей. Своеобразный рекорд. Они встретятся уже завтра вечером! Что она должна надеть? У нее есть замечательное шелковое платье на бретельках – последний писк моды. Стоп! Какие бретельки? Ну, не балда ли? Они же едут не в ресторан или на прогулку в парк. Завтра предстоит тяжелый день.
Но все равно, укладываясь спать, она сияла, словно… сытый и сухой младенец. Почему такое сравнение пришло ей в голову? Ведь она никогда не видела настоящих грудных младенцев. Только рекламных.
Ольга Петровна долго вертела конверт в руках, не решаясь его открыть.
– Мама, почему ты никогда не рассказывала мне о сестре? – Илья осторожно взял конверт из рук женщины, достал из него письмо и положил на стол, за которым они сидели втроем.
– Потому что ее у тебя, - Ольга Петровна щелкнула пустым очешником и, наконец, развернула письмо, - никогда не было
– Но здесь же ты просишь прощения у девочки, своей маленькой дочери, - не понимал Илья.
– А это не мое письмо, - Ольга Петровна, пробежав глазами по знакомым строчкам, сложила листок обратно в конверт.
– Как не твое? – удивился Илья. – Оно ведь подписано именем «Ольгушка», так тебя зовут близкие.
– Стали называть. После того, как я вернулась из роддома. Там работала веселая медсестра, которая всем роженицам давала ласковые имена. Ко мне обращалась Ольгушка, так же как и к моей соседке по палате. Нас было две Ольгушки.
Ольга Петровна забеременела практически сразу после трагического случая. И вторая беременность тоже проходила тяжело. Отекали ноги, болела спина, токсикоз мучил месяцами. «Терпи, значит, мужик будет», - успокаивали ее знающие подруги. Она оформила на работе декретный отпуск, но насладиться отдыхом не успела: буквально через два дня начались схватки. Андрей Петрович вызвал «скорую», нужно было остановить преждевременные роды. Но уколы привели к обратному результату: схватки прекратились, зато началось кровотечение. Потребовалась срочная операция.
– Не волнуйтесь, мамочка, - улыбнулась ей хирург, надевая марлевую повязку. – У нас очень хороший анестезиолог. А теперь быстренько считаем до десяти.
– Один, два, три, - бодро начала Ольга Петровна. – Четыре,… пять,…- язык перестал слушаться, мысли путались.
Она изо всех сил пыталась зацепиться сознанием за реальность. Слышала странный свист – скорее всего его издавал какой-то аппарат в операционной. Потом звук стал на высокой ноте вибрировать внутри нее, он опускался все ниже и ниже и, упав к ногам, исчез вместе со всем остальным миром.
…
Жизнь возвращалась обратно тоже в четкой последовательности: сначала опять был звук, чьи-то голоса.
– Поздравляю, у вас мальчик, - она догадалась, что эти слова принадлежали хирургу.
Потом в одной точке вдруг появилось маленькое светлое пятно. Оно стремительно разрасталось и достигло размеров уходящего вдаль коридора: в нем она увидела маленькую девочку в белом платье, которая протягивала ей руку и шептала губами: «Мама, пора возвращаться!» «Но я не хочу, побудь еще со мной»,- попросила девочку Ольга Петровна. «Не могу-у, проща-ай!»
И хлынул свет – Ольга Петровна открыла глаза.
– Ребенок здоров, - нагнулась к ней хирург, - но пока очень слабенький, недоношенный ведь. Но его подтянут. А теперь вам нужно отдыхать.
И ей опять на лицо натянули пластмассовую маску. Она почувствовала, как ее приподняли и переложили со стола на кровать и вывезли в предоперационную.
– Срочно заказывайте кровь отрицательного резуса, - послышался над головой обеспокоенный голос того же хирурга. – Еще один экстренный случай, еще одно кесарево.
Но Каменева уже опять провалилась. Следующие сутки женщина балансировала между долгим сном и редкими прояснениями сознания. Тогда Ольга Петровна видела у своей кровати какого-то юношу, видно, студента-медика: стоило ей открыть глаза, он тут же начинал что-то записывать в тетрадь, которую держал на коленях.
На вторые сутки ее вывезли в больничный коридор.
– Ольгушка, - ласково назвала ее медсестра, устанавливая капельницу. – Полежите тут вдвоем денек напротив друг дружки. Так все время будете под моим присмотром, я по коридору туда-сюда раз сто за смену пробегаю. Сразу замечу, если что не так пойдет.