Чужой муж
Шрифт:
Теперь он перегнулся к ней через стол и сказал негромко, но все услышали:
— Давай, детка, покажи этой хвастливой бабе, что хорошего мужчину надо ценить.
Наташа пошла к вешалке, где висел ее полушубок, достала из кармана кошелек и вручила деньги Тамаре. На мгновение показалось, что в глазах подруги мелькнула растерянность, но отступать — и уступать — ей больше не хотелось. Такой у нее сегодня был день — агрессивно-авантюрный. В конце концов, Пальчевская первая начала.
Но перед гостями Тамара растерянности не показала. Взяла деньги, показала сидящим за столом.
— Наташа — моя лучшая подруга — покупает у меня Валентина. Я продаю — она покупает. Все честно. Плохому человеку я своего мужа бы не доверила, а лучшей подруге — с дорогой душой.
При этом Тамара делала нажим в словах «лучшая подруга», «с дорогой душой», и теперь Наташа на своей шкуре ощутила, как чувствуют себя другие под словесным огнем людей, что ради красного словца не пожалеют и отца.
Гости оживились. Одно дело, когда о таком со сцены рассказывают. Или Ирина Муравьева поет: «Покупайте, девки, бабы, мой товар — мужичок не слишком стар…» А тут наяву. Расскажешь кому — не поверят. Но тут столько свидетелей! Не отопрешься. Продавать мужа. Ох и выдумщица эта Тамарка! С такой не соскучишься.
— Петя, — между тем обратилась Тамара к мужчине, который спиртного не пил вообще и потому в компаниях вечно кого-то отвозил или что-то привозил, — Петя, вот тебе деньги. Привези ящик водки. За такое дело грех не выпить.
Посланец вышел, а Тамара медовым голосом поинтересовалась у мужа:
— Валюшенька, а ты, значит, не возражаешь?
— А кто меня спрашивает? — ответил муж.
Ответил нейтрально. Не задирался. Принял как должное, и гости оценили.
Кричали:
— Золотой мужик у тебя, Тамарка! Покладистый.
И она отвечала:
— Что есть, то есть.
Но сейчас — хотя с ее лица и не сходила довольная улыбка — она все же старалась что-то выяснить у него. Что-то пошло не так, как она ожидала. И продолжала расспрашивать Валентина:
— Что же, выходит, тебе все равно?
Он один из всех присутствующих понял ее растерянность и так же незаметно усмехнулся.
— Балуете вы меня, госпожа. Проводите анкетирование среди рабов. Кто же вам правду скажет?
— Смотри, пожалеешь.
Но эти слова никто уже не слышал, потому что за столом поднялся гвалт. Гости наперебой стали выкрикивать какие-то двусмысленные шутки. Женщины хохотали. Мужчина по имени Андрей, которого Наташа впервые видела в компании, приговаривал:
— Купите и меня, бабы, я хороший!
И смех его жены:
— Нет, миленький, я тебя так дешево не продам. Ты у меня дорого стоишь!
Водку привезли, что вызвало еще большее оживление среди присутствующих. Спиртные напитки на столе и так имелись в избытке — Тамара всегда накрывала столы с размахом, но это была особая водка. Полученная хозяйкой квартиры за особый «товар».
Кто-то предложил даже крикнуть «горько», на что Наташа возразила:
— Я купила Валентина, это правда. Но почему обязательно в мужья? Может, я ему свободу дам.
— Э, нет, так не пойдет, — запротестовала Тамара. — На свободе подобные особи не живут. Для них неволя — естественная форма существования. Ты ведь его не как птицу пожалела, а как моего мужа. Вот и покажи нам, какой женой нужно быть, чтобы такому мужу соответствовать. А выгнать… это каждая сможет!
— Отпустить.
— Хорошо, отпустить — тоже много ума не надо. Отпустишь, а он бомжевать начнет или сопьется. Как же такому да без твердой руки?!
И тут гости принялись пить водку как в последний раз. Наверное, потому, что все как один чувствовали неловкость от происходящего. Шутка дурно пахла. И Наташа, и Валентин, прежде в питье умеренные, тоже не отставали от других.
Потому, когда всей компанией их проводили до дверей Наташиной квартиры, оба уже не ощущали неловкости, а чувствовали даже некий спортивный азарт. Вот, мол, мы какие отчаянные, такую хохму отмочили.
Но когда со смехом и шуточками Наташу и Валентина втолкнули в квартиру и, постояв и погалдев под дверью, разошлись, молодые люди виновато взглянули друг на друга и будто в момент протрезвели.
— Надо подумать, — сказала Наташа, проведя Валентина в гостиную — она же кабинет, она же спальня, поскольку единственная — и усаживая в кресло.
Сама хозяйка по привычке забралась на диван с ногами, не думая о том, в каком виде она перед Валентином предстает.
— О чем ты хочешь подумать? — поинтересовался Валентин, откидывая голову на спинку кресла с таким видом, словно он ужасно устал. — Как поделикатнее меня выпроводить? Не бойся, я шутки понимаю.
— Я вовсе не это хотела сказать, — смутилась Наташа, хотя такой вариант освобождал ее по крайней мере от головных болей: ушел, ну и ушел. — Как нам с тобой из этой ситуации выпутываться? Для начала давай выпьем чаю покрепче, потому что из-за водки до десерта так и не добрались.
— А торт был вкусный, — проговорил Валентин. — Томка от души постаралась. Она у меня мастерица торты печь…
Сказал и осекся.
— Прости, Наташа.
— За что же прощать? — откликнулась она. — За то, что ты любишь свою жену?
— Это не любовь, — медленно проговорил он, — это привычка, которая порой держит сильнее любви…
Он заметил, что Наташа пытается возразить, выставил вперед руки, точно она бежала, а он пытался ее остановить.
— Я говорю не о том. Волнуюсь, наверное. Глупая история, правда?
Он встал с кресла и прошелся по комнате, глубоко засунув руки в карманы, машинально осматривался. Он ни разу не был у нее в квартире. Правда, и особого интереса не выказал.
— У тебя удивительно покойно.
— Покойно — от слова «покойник», — неловко пошутила она.
— Покойно от слова «покой». У нас почему-то принято стесняться этого слова. Мол, оно только для стариков. Хотя молодым чаще всего не хватает именно покоя. Нельзя же все двадцать четыре часа в сутки находиться во вздернутом состоянии.