Чужой портрет
Шрифт:
— Прекрати… Не надо думать о том, что было бы. Бы — это неправильная частица, ненужная. Она мешает жить.
— Да… Да… — Лана вытирает слезы, — ты права. Я просто какая-то стала… Слишком чувствительная. Столько времени держалась, как-то изнутри закаменела, замерзла. А ты приехала и разморозила. Весну с собой привезла.
— А что с полицией? — возвращаю я ее к разговору.
— Ай… — Ланка шумно сморкается в салфетку, — да ничего… Пришли, посмотрели… И… Все. Мы с Вальчиком в больницу, нас никто не задерживал, не опрашивал. И я за все эти дни даже домой
— Но полиция… — пытаюсь возражать я, — я же ранила… или… — сглатываю в горле сухой ком, — убила…
— Забудь, — машет рукой Ланка, — вряд ли что-то будет. Если я правильно поняла насчет отношения Каза к тебе, то полиция тебя будет десятой дорогой обходить…
— Да какое еще отношение… — бормочу я, чувствуя, что краснею, — уже нет никакого отношения…
— Ну да, ну да… — усмехается Ланка, — никакого отношения у него к тебе… Как у цыгана к лошади…
— Когда операция у Вальчика? — перевожу я тему, не желая впускать в сердце надежду. То, что Каз тут был, в палате, что говорил… Теперь это кажется результатом моего бреда. Неправдой.
— Через неделю примерно, — говорит Ланка, — точной даты нет, я ждала, пока ты придешь в себя.
— С ума сошла… Срочно бронируй время, билеты и еще что там надо… — я начинаю волноваться, пытаюсь сесть, и Ланка придерживает меня от необдуманных движений, — пока деньги дают! И те, что я принесла… Они же помогут? Их не забрали?
— Нет, конечно, — говорит успокаивающе Ланка, — там на проживание наше во время операции и потом, когда реабилитация… Но я их не возьму, Марусь… Ты прости…
— Но… Почему?
— Потому что Вася… Черт… Ну, короче, операцию оплачивает Хазаров из какого-то своего фонда, это Аня подсуетилась, а вот проживание — Вася. Он настоял.
— Но…
— А деньги верни Казу, Марусь. Знаешь, честно тебе скажу, если бы не было этих уродов, и ты просто принесла бы деньги и сказала, откуда они… Я бы взяла. Несмотря ни на что. Пусть это неправильно и вообще… Подло, по отношению к тебе. Но я бы взяла. Сама бы тебя никогда не попросила о таком… Но деньги бы взяла. Потому что вариантов не было других. А сейчас они есть. И я Казу объяснила все… И, мне кажется, он понял.
— Это не важно, Лана… — шепчу я, — даже если понял… Это ничего уже не изменит…
Глава 47
— Маруся…
Пальцы скользят по руке, их грубоватое касание отзывается в коже так остро, словно мелкими иголками колет с мороза. Онемение и сладкая, приятная боль.
Я не убираю руку, просто не могу лишить себя этого наслаждения.
Вот
И моральная.
Каз сидит рядом с кроватью, смотрит на меня, и я слабею под этим взглядом. В голове пустота и безумие.
И так странно, словно со стороны смотрю на себя, на нас с ним, и удивляюсь: каким образом так получилось?
Ведь я же не хотела… Вообще, планировала поговорить, расставить все по своим местам, объясниться, наконец… Ни на что не надеясь, не рассчитывая!
Просто потому, что надо сказать, надо объяснить… И деньги вернуть.
И именно с этим настроем я сегодня утром проводила Ланку в Москву.
Она уехала еще днем, серьезная, сосредоточенная и невозможно счастливая, совсем не похожая на ту замученную серую женщину, что открыла мне дверь своей квартиры совсем недавно. А кажется, что вечность прошла. И столько всего случилось!
Меня до сих пор периодически колотить начинает, едва подумаю, что могло бы быть, если б не Каз…
И за это ему тоже нажо сказать спасибо. И за многое другое. Извиниться за себя, свое поведение. И деньги… Деньги отдать.
Ланка уехала в сопровождении невероятно серьезного бородатого мужчины, того самого Васи Буйвола. Он нес на руках довольного таким способом передвижения Вальчика и заботливо придерживал дверь сестре, когда она покидала мою палату.
И я так рада за нее, так рада!
Этот Вася, несмотря на откровенно пугающую внешность и просто огромные габариты, показался очень сдержанным, спокойным и каким-то правильным, что ли… Пожалуй, за его спиной Ланка в самом деле будет, словно за каменной стеной.
И мне не страшно ее отпускать теперь. И за Вальчика спокойно. Почему-то кажется, что все пройдет хорошо, и мой маленький племянник будет бегать без костылей уже очень скоро.
А, если так, то все было не зря, правда?
Каза я не видела эти два дня, и не скажу, что не мучило меня это. Мучило, и сильно. Его отсутствие еще больше разздоривало мое чувство вины, мою паранойю.
По сути, мне в палате заниматься толком нечем было, только придумывать различные варианты нашей будущей беседы. Страшиться и хотеть этого…
Наверно, после всего случившегося я все-таки слегка повредилась рассудком, а, учитывая, что и до этого была слишком мнительной и тревожной, то теперь эти чувства просто в абсолют возвелись.
Аня говорила, что Каз просто так меня не оставит, что я зря думаю, будто избавлюсь от него…
Я прикрываю глаза и опять, словно наяву, вижу ее.
Аня стоит ко мне спиной, смотрит в окно. Тонкая фигура, короткая стрижка, аккуратный затылок, угловатость и порывистость. Татуировка на шее — словно вызов этому миру.
Она вся — вызов этому миру.
И голос. Тихий, спокойный.
— Ты пойми… После всего, что случилось, ты уже не будешь одна. Или ты думаешь, что Каз вот так просто сольется?
— Я… — я не знаю, что сказать. Может, то, что очень сильно хочу, в глубине души, чтоб он не сливался? Хочу и боюсь этого страшно.