Чужой сын
Шрифт:
Кэрри приободрилась. Надо бы встретиться с этой женщиной, подружиться с ней, уделить ей немного времени — нет, многовремени. Но у нее нет сил. Ни на что нет сил.
— Так тяжело, — прошептала она.
Девушка коснулась ее руки.
— А у него много журналов. И книг. — Дэйна склонила голову, читая названия на корешках. — Нам нравятся… нравились одни и те же книги. — Она взяла с полки потрепанный томик «Ромео и Джульетты». — Мы читали это на уроке английского.
— Вас из-за этого травили?
Может, для обычной
— Нет, конечно. На учебу всем плевать.
— Тогда почему? В чем причина? — Голос Кэрри сорвался. — Макс был хорошим мальчиком. Он не делал ничего плохого. Не носил странную одежду.
Дэйна медленно качнула головой.
— Он просто не был похож на других. Как и я.
Но ты-то жива,подумала Кэрри, подавив желание произнести это вслух.
— Он не пытался вписаться, стать своим. Мы для остальных были чужие. Враги. И они воевали с нами, хотя мы им ничего плохого не делали. Ему просто не повезло.
— Не повезло?!
Кэрри схватила пижамные штаны, прижалась к ним лицом. Она старалась уловить запах сына, но… ничего не почувствовала. В углу комнаты стояла корзина для грязного белья. Кэрри подняла крышку.
— Как будто я собираюсь их стирать, — тихо прошептала она, не глядя на Дэйну.
Дэйна жалела эту женщину, но себя она жалела еще больше. Она ходила по комнате Макса и разглядывала его вещи. Как будто он оставил ей в наследство часть своей жизни, о которой она узнала только сейчас, после его смерти, когда слишком поздно с ней знакомиться.
— Я скучаю по нему, — сказала Дэйна. — Мы вместе курили, смеялись и болтали. — Перехватив взгляд Кэрри, она поспешно добавила: — Это нормально. Все курят. Ничего страшного.
Глаза Кэрри сузились, и Дэйне показалось, что сейчас она взорвется. Но тут же все прошло. Осталась лишь глубокая печаль, такая глубокая, что Дэйне захотелось обнять ее, — желание, которого она никогда не испытывала по отношению к собственной матери.
— Может, вам присесть? Давайте сядем и вместе посмотрим на все эти вещи.
Дэйна подобрала с пола кипу бумаг. Почему он ни разу не привел ее сюда?
— Что это? — Кэрри позволила усадить себя на кровать.
— Журналы. Вырезки из журналов. А это флаеры и распечатки из Интернета. — Дэйна пролистала бумаги и протянула Кэрри несколько вырезанных анкет. — Ну, для конкурсов.
— Что?
— Он любил участвовать в конкурсах. У него прямо зависимость была конкурсная.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Дэйна наблюдала, как Кэрри листает наполовину заполненные анкеты. Почерк у Макса был неразборчивый.
— Он кучу всего… — Дэйна запнулась. Чуть не проболталась.
— Он что-то выигрывал?
Дэйна вспомнила аккуратную башню из коробок.
— Ему часто везло.
Сотни вопросов вертелись у Кэрри в голове, но она не станет спрашивать Дэйну — девочку из бедного района, которую никто не любит. Откуда ей знать?
Повисла долгая пауза.
— Это было ужасно, —
— Думаешь, что ты теперь особенная? — Дэйна испуганно вскрикнула, когда Кэрри внезапно схватила ее за плечи и тряхнула. — Ты думаешь, что раз видела, как он умирает, раз ты была с ним в конце, то тебя он любил больше?
— Нет, я…
— Ну так вот, а я была с ним с самого начала. Я выносила его, и родила, и не спала ночами, когда он болел. Я работала до полного изнеможения, чтобы у него было все самое лучшее. Я…
— Хватит! — Дэйна вырвалась.
В голове снова замелькали белые тренировочные штаны, мигалки, сирены, крики, кровь…
Не понимая, что делает, Дэйна хлестнула Кэрри по лицу. Ярость затопила ее.
— Так получилось! — крикнула она. — Нож появился из ниоткуда. Вот и все.
Дрожа, она смотрела на Кэрри. Одна щека у той наливалась красным.
— Ты расскажешь мне, кто убил моего сына. — Каждое слово было угрозой, каждый слог — точным ударом. Кэрри сейчас не использовала ни одного из своих приемов. Но от ее голоса Дэйну пронзил страх. Кэрри дотронулась до покрасневшей щеки. — Ты расскажешь мне правду.
Прошлое
Кэрри никогда в жизни не нервничала. Бывало, она чувствовала неуверенность, особенно в детстве, — ведь смену настроений ее отца невозможно было предсказать. Случалось, испытывала тревогу — она сильно рисковала, бросая свою журналистскую карьеру ради телевидения. А иногда и страх — он одолевал ее всякий раз, когда она размышляла о сыне. Но она никогда не нервничала. До сегодняшнего дня. Она брала интервью в прямом эфире национального телевидения — у человека, которого полиция подозревала в убийстве своей семьи.
Полиция хотела спровоцировать его на признание.
1999 год. «Правда в глаза» была в сетке всего три месяца, но продюсеры и начальство канала уже после четвертого выпуска решили, что шоу будет выходить и в новом тысячелетии. Рейтинги были выше, чем у большинства других программ, выходящих в эфир в это же время, а Кэрри, до этого никому не известная ведущая, в считанные недели стала звездой первой величины. Ее лицо улыбалось с обложек всех женских журналов, интервью с ней добивались все таблоиды, все ток-шоу — и утренние, и вечерние — желали заполучить ее к себе.
Последние недели дались Кэрри нелегко. У нее был сорван голос, она чуть не вывихнула ногу, когда ее новоиспеченные фанаты проникли за сцену и набросились на нее, требуя автографов. Они же меня не знают,думала Кэрри. Разогнав толпу, охранник сгреб Кэрри в охапку и буквально запихнул в машину. По дороге домой лодыжка так распухла, что пришлось разуться.
— Я не могу надеть туфли, — пожаловалась она стилисту назавтра за час до шоу. — Подберите мне что-нибудь на плоской подошве.