Цирк Обскурум
Шрифт:
Цирк казался безопасным местом для нас, выживших, но так ли это на самом деле?
Думаю, только время покажет.
Мы погружаемся в рутину. Прошла неделя после инцидента, который заставил нас бежать, и больше ничего не произошло. Мы все еще скорбим о потерях, и ясно, что цирк остро это чувствует, но жизнь не может остановиться, даже из-за смерти.
Вот почему, когда ночью раздается зов, я не удивляюсь, хотя и замечаю, что теперь он раздается чаще. Ребята упомянули, что
В мире так много страданий, зло берет верх и охотится на слабых. Мы — все, кто стоит у него на пути, и цирк это знает. Это также дает нам возможность сосредоточиться, вернуть себе силы, поэтому, как всегда, мы отвечаем.
На этот раз призыв уводит нас дальше от маленького городка, рядом с которым мы находимся. Мы проезжаем мимо больших домов к старой церкви и кладбищу на холме, откуда открывается прекрасный вид на все это. Каменная табличка с гордостью сообщает, что он был построен более ста лет назад.
Когда я смотрю на могилы, я чувствую страдание.
Зов ведет нас через могилы и древние надгробия к более новым в глубине. Мы проходим мимо часовни и направляемся к роще деревьев и небольшому склепу. На каменной табличке над маленьким серо-белым зданием написаны греческие или, может быть, латинские надписи. Дверь заперта на цепочку, которой, похоже, пользовались недавно, так как на ней нет ни пыли, ни паутины, несмотря на то, что остальная территория закрыта.
Я киваю, зов пульсирует глубоко в моей душе, давая мне знать, что мы близки.
— Спейд, — приказывает Даймонд.
Не говоря ни слова, Спейд наклоняется, хватает огромный бронзовый замок и дергает вниз, срывая его. Мои глаза расширяются от силы, которая, должно быть, потребовалась, чтобы совершить такой подвиг, и да, во мне пробегает немного желания. Он подмигивает мне, как будто знает мои мысли, и берется за огромную дверь. Его руки напрягаются, когда он открывает ее. Клаб помогает, пока Даймонд, Харт и я ждем, наблюдая за тем, что будет на другой стороне.
Кто бы это ни был, он должен быть жив, верно?
Мы все прикрываем рты от вони, которая наполняет воздух, когда дверь наконец открывается. Я напрягаю зрение в темноте, пока Харт не зажигает свою зажигалку и не бросает ее внутрь. Раздается слабый стон, и мы обмениваемся взглядами. Я вхожу вслед за Даймондом, в ужасе от ожидающего нас зрелища.
Там мальчик-подросток, не старше шестнадцати, свернувшийся калачиком в самой глубине, в вонючей тонкой одежде, дрожащий от холода. Он моргает от внезапного света.
В руках он держит согнутую карту джокера.
Его губа разбита, а большая часть лица покрыта пятнистыми фиолетовыми и желтыми синяками, которым на вид не менее нескольких дней. Одна из его рук висит под странным углом, и он, очевидно, пытался прижать ее к груди. Вся его открытая кожа покрыта ожогами и порезами.
Его горло сжимается, когда он пытается заговорить, но поначалу у него ничего не выходит. Он заставляет себя сесть прямо, тяжело прислоняясь спиной к каменной стене.
— Кто вы? — спрашивает он хриплым от жажды и боли голосом, как будто он провел огромное количество времени, крича.
Как давно он здесь?
Несколько дней, если судить по его зловонию и состоянию.
— Ты позвал нас, — тихо говорит Даймонд, кивая на карту. — Расскажи нам, что произошло.
Он моргает, переводя взгляд с
— Мои… Люди, которых я считал своими друзьями, бросили меня здесь умирать. Они всегда были злыми, издевались надо мной, но я был просто счастлив, что они есть. Я никогда не думал, что они зайдут так далеко. — Он кашляет, и мы ждем. — Мы пришли сюда выпить и повеселиться… Ну, так они мне сказали, но когда мы пришли сюда, они все набросились на меня. Они начали избивать меня. Я думал, они собираются убить меня, потом они жгли меня и… — Его лицо наполняется стыдом, его рука опускается к штанам. Я понимаю, что они разорваны, и мое сердце болит за маленького мальчика и невинность, которую он потерял. — Они по очереди занимались со мной. Я не мог их остановить. Я думал, что на этом все закончится, но потом они бросили меня сюда, все время смеясь. Они сказали, что я умру здесь, и никому не будет дела. — Он приподнимает голову, слезы медленно текут по щекам. — Они были правы. Никому не будет дела. Я один из десяти братьев и сестер. Моя семья очень бедна. Они даже не заметят, что меня нет, или подумают, что я сбежал. Всем наплевать.
— Нам не все равно, — мягко отвечаю я ему. — Нам не все равно.
— Мы можем помочь тебе выздороветь и найти тебе лучшую жизнь, или ты можешь пойти с нами. Ты также можешь отомстить, и заставить их заплатить за то, что они сделали с тобой. Ценой будет остаток твоей жизни. Она будет нашей. Ты присоединишься к нам, к Цирку Обскурум. Это твой выбор, — объясняет Даймонд. — В любом случае, теперь ты в безопасности.
Они оставили его здесь умирать с голоду, одного в темноте, в компании только мертвых.
Это самая мрачная форма пыток и ужасной смерти.
— Я даже не знаю, реален ли ты, или это галлюцинация, или я мертв, но я хочу отомстить. Я выбираю месть. Я хочу, чтобы они страдали за то, что они сделали со мной. Я хочу, чтобы они заплатили, — рычит он и, несмотря на свои травмы, умудряется сесть немного выше.
— Да будет так. — Даймонд протягивает руку, давая ему такую же возможность, как он сделал со мной. В конце концов, он должен этого хотеть.
Мы не сможем спасти их, если они не захотят, чтобы их спасали.
Мальчик с болезненным стоном поднимается на ноги и кладет свою руку в ладонь Даймонда, его взгляд становится жестким.
— Забери мою жизнь, — говорит он. — Забери все, только позволь мне сначала увидеть, как они страдают.
Я смотрю на остальных, зная, что мы все будем залиты кровью врагов этого мальчика еще до восхода солнца, и я с нетерпением жду этого.
Глава
31
— Как тебя зовут? — Спрашиваю я мальчика, когда мы помогаем ему подняться на ноги. Он в тяжелой форме, ослаб от недостатка пищи и побоев. Ему потребуется время, чтобы восстановиться, но, по крайней мере, мы нашли его, пока не стало слишком поздно. Он держит карту джокера зажатой в руке, пока мы помогаем ему выбраться из мавзолея. Я не думаю, что кто-то из нас хочет заставить его отдать ее. Пока нет. У нас для этого достаточно времени.