Цирк Обскурум
Шрифт:
Он хихикает, и этот звук пронзает меня насквозь.
— Кто сказал, что я хочу, чтобы ты меня боялась? — Спрашивает он, запуская руку в мои волосы и прижимая меня к себе, как будто боится, что я исчезну. — Я бы предпочел, чтобы ты боялась потерять меня.
— Я уже, — шепчу я. — Всех вас… цирк. Теперь ты мой дом, и я не хочу тебя терять. Угроза, исходящая от карт, снова вспыхивает в моей голове, нависающее чувство обреченности, которого я все еще не понимаю. Ни Хильда, ни я не смогли найти ответ, и я этого не понимаю. Иногда карты могут быть такими откровенными, но в других случаях они расплывчаты и загадочны.
— Хорошо, — бормочет
Клаб прижимается своими губами к моим в нежном поцелуе, который удивляет меня. Наша последняя встреча была быстрой и грубой, когда мы пытались уложиться в отведенное время, прежде чем кто-то другой наткнулся бы на нас. Теперь поцелуй ободряющий и исследующий, как будто он ищет ответы на моих губах. Это так нежно, что угрожает разбить мне сердце, и я почти не могу выносить, когда кто-то так деликатен со мной, как будто я стою таких усилий.
Я прижимаю руку к его груди и просовываю ее под рубашку, застегнутую на все пуговицы, чтобы погладить его мышцы. Поцелуй становится глубже, и его другая рука скользит вниз по моей спине, чтобы схватить меня за задницу и притянуть ближе к себе, прижимая к своей твердой длине. Я стону ему в рот, и он проглатывает звук. Это то, что разрушает плотину внутри меня.
Я отбрасываю всякую осторожность, несмотря на то, что нахожусь у черта на куличках, где любой может проехать мимо и увидеть нас в любой момент. Я хочу его. Я хочу его прямо здесь. Я хочу его прямо сейчас. Я хочу, чтобы он затолкал темноту, которую хранит за своей стеной, глубоко внутрь меня. Я хочу, чтобы он уничтожил и переделал меня. Я хочу чувствовать его ножи на своей коже, его язык между моих бедер и его член внутри меня.
— Клаб, — шепчу я ему в губы, и он замолкает, чувствуя мое желание.
Он улыбается мне в губы. — Скажи мне, чего ты хочешь.
— Тебя, — отвечаю я. — Всего тебя.
Он отпускает мои волосы и обвивает пальцами вокруг шеи, прежде чем нежно сжимает ее.
— Как ты меня хочешь?
— Глубоко, мрачно… — хриплю я. — Опасно.
Он наклоняется вперед и щиплет меня за подбородок.
— Как пожелаешь, Куинн.
Он переворачивает нас и толкает меня на капот машины, наваливаясь на меня всем телом. Я ударяюсь немного сильнее, чем ожидала, но меня это почти не волнует, особенно когда он лезет в карман и достает перочинный нож. Он маленький по сравнению с теми, которые он использует в своем шоу, но ужасно острый, такой острый, что я знаю, он может прорезать кожу, как скальпель.
— Мне нравятся ножи, — мурлычет он, и металл поблескивает в лунном свете.
— Неудивительно. — Я извиваюсь под ним, умоляя бедрами.
— Тебе бы понравилось, если бы я применил его на тебе? — спрашивает он, его глаза фокусируются на моих. — Ты бы хотела пролить за меня кровь?
Я киваю без малейшего намека на стыд. Даже сейчас от этой мысли моё влагалище сжимается, а его пальцы сжимаются на моем горле.
— Остальным не понравятся отметины, которые я оставлю на тебе, — признается он. — Они захотят добавить свои собственные.
Он опускает нож и нежно прижимает его к моей ключице. Ощущаю легкую боль, прежде чем он наклоняется и проводит языком по тому следу, который оставил на мне. Я дергаюсь под ним и стону. Когда нож опускается к верху моего платья и без усилий разрезает материал, я практически мурлыкаю, и трусь друг о друга. Он
— Ты такая красивая, когда такая, — размышляет он, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть меня.
— Какая? — Задыхаясь, спрашиваю я, нуждаясь в большем.
Его глаза встречаются с моими. Полные тьмы. Его глаза — черные озера, его собственная тьма танцует в его взгляде, умоляя выпустить ее наружу.
— Мне понравилось, когда твой рот обхватывал мой член, Эмбер. На этот раз я не оставлю тебя в стороне.
Он сползает по капоту машины, пока не встает, затем хватает меня за бедра и подтягивает к краю капота, моя задница свисает с блестящего металла. Я смотрю, как он опускается передо мной на колени, но напрягаюсь, когда он заносит нож между моих бедер. У меня и раньше были ножи возле киски, и это было не самое веселое времяпрепровождение. Я вся в шрамах, и внизу я ничем не отличаюсь, но он, кажется, не замечает этого, когда наклоняется и прижимает лезвие плашмя к моему клитору. Он не режет, но холодная сталь пронзает меня насквозь, и я ахаю. Но я не двигаюсь, боясь, что он причинит мне боль.
— Укроти свой страх, Куинн, — шепчет он. — Здесь тебе нечего бояться. Только не меня.
Я пытаюсь, но мое прошлое грозит застрять у меня в горле. Мое сердце бешено колотится в груди, а тело так напряжено, что болят плечи.
— Мое настоящее имя Хит, — внезапно говорит он, и я смотрю на него сверху вниз, встречаясь с ним глазами. — У меня нет фамилии, насколько я знаю. Моей матери ее не дали, так что и мне тоже. Я вырос среди проституток и преступников, и к тому времени, когда мне исполнилось семь, я приторговывал наркотиками. — Он расстегивает рубашку и сбрасывает ее. — Этот шрам прямо здесь — от пули, полученной, когда мне было девять, — говорит он, указывая на шрам в виде звезды. Теперь вокруг него есть татуировка с изображением уробороса, как будто он демонстрирует шрам, а не пытается его скрыть. — Это из тех времен, когда Свобода настигла меня, когда я подошел слишком близко, и ей это не понравилось. — Он указывает на длинный тонкий шрам у себя на бицепсе. Царапина небольшая для тигрицы, но явно не опасная для жизни.
Он указывает на шрам на внутренней стороне моего бедра, особенно большой. Он рваный и плохо заживший, который никогда не пройдет. Я сглатываю и встречаюсь с ним взглядом.
— Роджер подумал, что я флиртую с соседом, потому что я поблагодарила его за запеканку, которую прислала его жена, когда испекла слишком много. Он изрезал меня зазубренным хлебным ножом.
Он кивает, и хотя уголки его глаз сужаются, он не злится. Он указывает на серию из пяти маленьких круглых шрамов, все сморщенные и уродливые на верхней части моего левого бедра. Еще три на правом.
— Ожоги от сигарет, — шепчу я. — У каждого своя причина. Я не помню их всех.
Его пальцы поднимаются к моему животу, к линиям там. Я отворачиваюсь, не желая говорить о них, но его сильные пальцы хватают меня за подбородок и заставляют посмотреть ему в глаза. Он снова проводит по шрамам.
— Я… я была беременна, — выдыхаю я. — Роджер не хотел детей.
На этот раз его черты искажаются таким сильным гневом, что он захлестывает меня. Несмотря на ярость, кипящую в его глазах, он наклоняется и целует каждую царапину, каждый шрам там, прежде чем переместиться к моим бедрам и проделать то же самое, прослеживая каждую. Его глаза встречаются с моими.