Цитадель
Шрифт:
должна была прибыть в Тильбери, Кристин завела об этом разговор с Эндрью.
– Если ты ничего не имеешь против, Эндрью... мне пришло в голову, что можно устроить у нас на будущей неделе небольшой званый обед...только для Денни и Гоупа.
Эндрью посмотрел на нее с некоторым изумлением.
Ему странно было, что она говорит о развлечениях теперь, когда между ними возникло глухое и тайное отчуждение.
Он ответил:
– Гоуп, должно быть, в Кембридже. А Денни и я могли бы с тем же успехом пообедать вместе где-нибудь вне дома.- Но, увидев выражение ее лица, он тотчас
И в следующее воскресенье Денни явился, еще более краснолицый и коренастый, чем раньше. Он постарел, но казался менее угрюмым, более благодушно настроенным.
Впрочем, это был тот же Денни, и поздоровался он с ними следующим образом:
– Дом грандиозный! Уж не ошибся ли я адресом?
– Он полуобернулся к Кристин и продолжал серьезно: - Этот щеголеватый джентльмен действительно доктор Мэнсон, да? Если бы я знал, я бы ему привез канарейку.
Когда его усадили, он не захотел ничего выпить.
– Нет, я теперь не употребляю ничего, кроме лимонного сока. Как ни странно это вам покажется, я намерен остепениться н крепко взять себя за шиворот. Я почти пресытился звездными просторами. Самое верное средство полюбить нашу всеми изруганную Англию - съездить за границу.
Эндрью смотрел на него с дружеским упреком.
– Вам в самом деле пора устроить свою жизнь, Филипп,- сказал он.- В конце концов вам под сорок. И при ваших способностях!
Денни метнул на него странный взгляд исподлобья.
– Не будьте так самоуверенны, профессор. Я еще, может быть, удивлю вас парочкой трюков в ближайшем будущем.
Он рассказал, что ему посчастливилось получить должность хирурга Южно-Хертфордширской больницы; триста фунтов в год на всем готовом. Он, конечно, не смотрит на это, как на нечто постоянное, нотам придется делать много операций, и это даст ему возможность снова овладеть техникой. Потом он посмотрит, что можно предпринять.
– Не понимаю, как они мне предоставили это место,- рассуждал он.Должно быть, тоже ошибка.
– Нет,- возразил Эндрью веско.
– Этим вы обязаны вашему званию магистра хирургии, Филипп. Такое высокое звание откроет вам все двери.
– Что вы с ним сделали?!-простонал Денни.- Это совсем не тот неотесанный малый, который ходил со мной взрывать канализационную трубу!
Как раз в эту минуту вошел Гоуп. Он не был знаком с Денни. Но пяти минут не прошло, как эти двое поняли друг друга. Когда сели обедать, они уже дружески объединились н зло трунили над Мэнсоном.
– Конечно, Гоуп,- печально заметил Филипп, развертывая салфетку,- вам нечего ожидать, что вас здесь хорошо накормят. О нет! Я эту пару знаю уже много лет.
Знал профессора раньше, чем он превратился в завзятого вест-эндца. Их обоих выгнали из их прежнего жилища за то, что они морили голодом морских свинок.
– Я обычно на такой случай ношу с собой в кармане кусок грудинки,сказал Гоуп.
– Эту привычку я перенял у Билли Пуговичника во время последней экспедиции.
Но, к несчастью, у меня все яйца: куры моей матушки сейчас не несутся.
Такого рода шутки продолжались все время, пока они обедали. Присутствие
Денни описал некоторые свои приключения в Южной Америке, рассмешил Кристин двумя-тремя анекдотами с неграх, а Гоуп рассказывал подробности о деятельности комитета за последнее время. Винни удалось, наконец, добиться давно задуманных экспериментов для изучения мускульного утомления.
– Вот этим-то я и занят теперь,- сердито пояснил Гоуп.- Но, слава богу, через девять месяцев моя обязательная служба кончается. Тогда я начну делать что-нибудь настоящее. Мне надоело разрабатывать чужие идеи, позволять старикам командовать мной.- Он принялся непочтительно передразнивать членов комитета: - "Сколько мясо-молочной кислоты вы нашли для меня на этот раз, мистер Гоуп?" Я хочу делать свою собственную работу. Как бы мне хотелось иметь свою маленькую лабораторию!
Затем, как и надеялась Кристин, разговор принял узко медицинский характер. После обеда (вопреки меланхолическому прогнозу Денни, за обедом уничтожили пару уток), когда было подано кофе, она попросила разрешения остаться с мужчинами в столовой. И хотя Гоуп уверял ее, что разговор пойдет на языке, отнюдь не предназначенном для дамских ушей, она осталась и сидела, опершись локтями о стол, уткнув подбородок в руки, молча слушая, в самозабвении устремив серьезные глаза на лицо Эндрью.
Сначала он был сдержан и холоден. Как ни рад он был свиданию с Филиппом, он чувствовал, что его старый друг несколько пренебрежительно отнесся к его успеху - неодобрительно, даже с легкой насмешкой. В конце концов, разве он не сделал прекрасную карьеру? А что сделал Денни, да, что он сделал? Когда Гоуп начал вставлять свои шуточки, Эндрью едва удержался от того, чтобы в достаточно резкой форме "осадить" его.
Но когда они заговорили па медицинские темы, он невольно втянулся в разговор. Желал он этого или нет, но гости сразу заразили его интересом к этим вопросам, и он с чувством, довольно похожим на былой энтузиазм, разговорился тоже.
Речь шла о больницах, и он неожиданно высказал свое мнение о всей постановке дела в больницах.
– А я так смотрю на это... (он закурил - теперь уже не дешевую папиросу, а сигару, которую с самодовольным видом взял из ящика, не замечая^ лукавых огоньков в глазах Денни) - Вся система устарела. Ни в коем случае не хотел бы, чтобы вы подумали, что я критикую свою больницу. Я ее люблю и считаю, что мы делаем там большое дело.
Но виновата система. Один только добрый, старый, ко всему равнодушный британский народ способен с нею мириться. И здесь, как, например, в нашем дорожном хозяйстве, безнадежный хаос и отсталость. Больница Виктории разваливается. Больница Сент-Джон - тоже. Половина лондонских больниц вопиет к небу, что они разрушаются! А что мы делаем? Собираем пенни. Получаем немного мелочи за рекламы, которые наклеиваются на фасад больницы.
"Пиво Брауна - лучшее в мире". Ну, не прелесть ли?
В больнице Виктории, если нам повезет, мы через десять лет начнем постройку нового флигеля или общежития для сестер,- кстати, вы бы видели, где наши сестры спят!