Цитадель
Шрифт:
Но что пользы класть заплаты на старую развалину? И что толку в легочной клинике, которая стоит в центре такого шумного города, как Лондон, города туманов? Чорт возьми, это все равно, что отправлять больных воспалением легких в угольную шахту. И так же обстоит дело с другими больницами и санаториями. Их шлепнули в самую гущу уличного движения, фундамент их сотрясается подземкой, даже койки больных дребезжат, когда мимо дома проезжают автобусы. Если бы я, здоровый человек, попал туда, мне понадобилось бы каждую ночь принимать десять таблеток веронала, чтобы уснуть. А вы подумайте о больных, лежащих среди этого гама и суеты после тяжелой
– Ну, хорошо, что же вы предлагаете?
– Филипп поднял одну бровь с этим своим новым, раздражающим выражением.- Учредить объединенный больничный попечительный совет и назначить вас главным директором?
– Не будьте ослом, Денни,- сердито возразил Эндрью.- Децентрализация вот что помогло бы. Нет, это не просто вычитанные из книг слова, это мое убеждение, результат всего того, что я наблюдал со времени приезда в Лондон. Почему бы нашим крупным больницам не стоять в зеленой полосе за городом, скажем - в пятнадцати милях от него? Возьмите такое место, как Бенхэм, например: всего десять миль от Лондона, зеленые поля, свежий воздух, тишина. Не бойтесь затруднении с проездом. Подземка (а почему бы и не провести отдельную больничную ветку?)-прямой и бесшумный путь, доставит вас в Бенхэм ровно через восемнадцать минут.
Если принять во внимание, что самый быстрый санитарный автомобиль доставляет пострадавшего в среднем за сорок минут, то это уже шаг вперед. Вы скажете, что, переместив больницы, мы лишим районы медицинской помощи? Чепуха! Аптеки и врачи останутся на месте. А больницы можно переместить. Да и весь этот вопрос об обслуживании больницами районов - одна сплошная безнадежная неразбериха. Когда я только что сюда переехал, я убедился,что единственное место, куда я мог отвезти больного из ВестЭнда,- больница в Ист-Энде. И в больницу Виктории тоже поступают больные откуда угодно - из Кенсингтона, Илинга, Масуэлл-хилла. Не делается никаких попыток разграничить участки, все стекается в центр города. Я вам прямо говорю, друзья: беспорядок в этом деле невообразимый. А какие меры принимаются против этого? Ничего, абсолютно ничего. Мы продолжаем старую-старую рутину, грохочем жестяными копилками, продаем на улицах флажки в пользу больных, печатаем воззвания, заставляем студентов кривляться в маскарадных костюмах, собирая пенсы. О молодых европейских странах можно сказать одно - там дело делают! Боже, если бы мне дали действовать!
Я бы разрушил до основания больницу Виктории и поставил новую легочную больницу в Бенхэме, проведя туда прямое сообщение. И, видит бог, я бы увеличил этим процент выздоравливающих!
Это было только вступление. Спор разгорался.
Филипп сел на своего конька,-говорил о том, как глупо требовать от практикующего врача, чтобы он был мастером на все руки, заставлять его тащить на своих плечах каждого больного до того восхитительного момента, когда за плату в пять гиней является какой-нибудь специалист, которого он до тех пор никогда в глаза не видал, и заявляет ему, что уже слишком поздно.
Гоуп без всяких смягчений и сдержанности охарактеризовал положение молодого бактериолога, угнетенного духом торгашества и духом консерватизма, зажатого между фирмой химиков, которая платит ему жалованье за приготовление патентованных лекарств, и комитетом слабоумных стариков.
– Можете себе представить,- шипел Гоуп,- братьев JvlapKC, сидящих в расхлябанном
Они засиделись за полночь, а затем неожиданно перед ними на столе очутились сэндвичи и кофе.
– О миссис Мэисон!
– запротестовал Гоуп с учтивостью, которая показывала, что он, как насмешливо объявил Денни, "в глубине души приличный молодой человек".- Мы уж, верно, здорово вам недоели... и отчего это, когда долго разговариваешь, непременно проголодаешься? Надо подать Винни новую идею: исследовать влияние утомления на желудочную секрецию. Ха-ха-ха!
Это замечательная формулировка в стиле нашей Лошади!
Гоуп распрощался, горячо уверяя, что он чудесно провел вечер, а Денни по праву старого друга остался еще на несколько минут. Когда Эндрью вышел, чтобы вызвать по телефону такси, он смущенно извлек из кармана небольшую, очень красивую испанскую шаль.
– Профессор, вероятно, меня зарежет,- сказал он.- Но я привез вам эту штуку. Не говорите ему, пока я отсюда благополучно не уберусь.
Он не захотел слушать выражений благодарности, которые его всегда очень стесняли.
– Любопытно, что все эти шали привозятся из Китая.
Они, собственно, не настоящие испанские. Эту я получил через Шанхай.
Наступило молчание. Слышно было, как Эндрью шел обратно из передней, от телефона.
Денни поднялся. Его добрые глаза, окруженные морщинками, избегали глаз Кристин.
– Я бы, знаете ли, на вашем месте не стал слишком тревожиться за "него.- Он улыбнулся.
– Но мы должны попробовать вернуть его к прежним блэнеллийским настроениям.
Х
В начале пасхальных каникул Эндрью получил письмо от миссис Торнтон с просьбой приехать в отель Брауна и осмотреть ее дочь. В письме она коротко сообщала, что нога у Сибиллы все еще болит, и так как при их встрече у миссис Лоренс он проявил большое участие, она очень хотела бы с ним посоветоваться. Польщенный этой данью уважения, Эндрью немедленно отправился к миссис Торнтон.
Осмотрев Сибиллу, он нашел, что случай очень простой, но требующий немедленной операции. Он выпрямился, улыбаясь толстушке Сибилле, которая, сидя на краю кровати, натягивала длинный черный чулок на свою обнаженную ногу, и обратился к ее матери:
– Костная мозоль. Если запустить, то может образоваться молоткообразное искривление большого пальца.
Вы, я думаю, уже об этом предупреждены.
– Да, то же самое говорил их школьный врач.- Миссис Торнтон не казалась пораженной.
– Мы уже к этому готовы. Сибиллу можно поместить в какую-нибудь лечебницу здесь, в Лондоне. Но вот что: я чувствую к вам доверие, доктор. И хочу, чтобы вы все это взяли на себя. Кому лучше всего поручить операцию, как вы думае.те?
Этот прямой вопрос поставил Эндрью в затруднительное положение. По роду свбей работы он встречался со многими видными терапевтами, но из лондонских хирургов не знал никого. Вдруг он вспомнил об Айвори. И сказал с готовностью:
– Это мог бы сделать мистер Айвори, если он сейчас не занят.
Миссис Торнтон слыхала о мистере Айвори. Ну, разумеется! Ведь это тот хирург, о котором с месяц назад писали все газеты, так как он летал в Каир, чтобы спасти человека, с которым случился солнечный удар... Весьма известный человек! Миссис Торнтон очень понравилась идея поручить ему операцию дочери. Она поставила только одно условие: