Цивилизаtion

ГНОМ

Рыбная ловля стала заметно более эффективной — бронзовые крючки не ломались, как костяные, и прочнее держали рыбу. Добыча дров снова сделалась простым занятием, так как достаточно было свалить одно дерево около лагеря для обеспечения поленьями на несколько дней. Ковали мы теперь бронзовыми молотками, и я уже не проводил в кузнице столько времени, передав эту работу своим подмастерьям. Сборщики руды скоро получили заостренные молотки для долбления скал. На одну кирку, по моим подсчетам, пошло бы минимум килограмма три бронзы, что пока оставалось непозволительной роскошью.

Экономика эффективно работала на простейших безденежных принципах.

На участке плетения веревок у нас шла работа на «давальческом» сырье, когда производитель забирает часть принесенного материала в качестве оплаты.

У рыбаков была работа по принципу «оплаты продукцией». Работник получал часть того, что сделал, а так же был обеспечен питанием и инструментом.

Руда менялась и имела эквивалент по объему. В нашем случае в пропорции один к трем к еде.

С апачами были использованы такие экономические механизмы, как субсидии (предоставление бесплатных молотков для руды с целью увеличения выработки) и передача технологий (огонь, силки) для повышения работоспособности населения.

Несмотря на примитивность общества, в нем начинали зарождаться рыночные отношения, не сильно отличающиеся от сегодняшних. В роли универсальных денег выступала еда. Она всегда была востребованным и ликвидным товаром, поэтому я пока даже и не задумывался о выпуске металлических монет.

Теперь, когда появилось больше свободного времени, я решил усовершенствовать плавильную печь, что, как мне казалось, должно было повысить температуру и выход меди. Кроме того, у меня имелась еще одна дерзкая задумка, в реализацию которой я слабо верил, и поэтому не рассказывал никому, боясь сглазить.

Под новой печью выложили фундамент из камней, приподняв основание над землей сантиметров на двадцать. На нем соорудили сужающийся кверху круглый колодец, в диаметре примерно сто двадцать сантиметров и столько же в высоту. Размер колодца был таким, чтобы человек мог залезть в него и починить в случае появления трещин. Снаружи и внутри печь плотно обмазали глиной с целью предотвращения потерь тепла. На уровне примерно тридцати сантиметров от дна было проделано отверстие, в которое я планировал вставить меха.

Несмотря на кажущуюся простоту конструкции, которую все помнят из картинок с изображением кузницы, сразу сделать меха не получилось. Я сидел несколько часов, рисуя чертежи гвоздем на мокрой глине. Прикидывал необходимые детали. И, наконец, понял, что надо делать. Для начала мне потребовались плоские деревянные основания. И тут создание мехов уперлось в изобретение досок.

Однако проблема оказалось не такой уж неразрешимой. В попытках нарубить досочки из полена я пришел к простой и эффективной технологии, позволяющей расщеплять даже большие бревна. В дереве делались насечки в тех местах, где планировались расщепы. Затем в щели вставлялись деревянные клинья и легонько подбивались. Дерево начинало отслаиваться ровно по волокнам. Добавлялся еще один клин, потом следующий. Доски выходили хотя и не идеально гладкие, зато большие и прочные.

Из полученных досок были сделаны две основы — верхняя и нижняя часть мехов. Затем изнутри я обил их плотной кожей. По бокам из такой же кожи были сделаны треугольные волнистые стенки, как на баяне. Вроде бы все это пустяковая вещь. Но не тут то было! Гармошка не только с шумом выдувала плотную струю воздуха, но и всасывала его обратно через тот же носик. Пришлось потратить время, чтобы понять, почему в правильных мехах воздух выдувается в трубочку, но не входит обратно уже раскаленным. И как сделать так, чтобы происходило насыщение мехов свежим кислородом. Нужна была система «ниппель». Поломав голову я, наконец, нашел подходящее решение. На дне мехов было проделано отверстие диаметром около десяти сантиметров. Изнутри к нему приделана квадратная заплатка, закрепленная только с одной стороны. При раскрывании мехов она с легкостью откидывалась, открывая доступ кислороду, а при сжимании падала на отверстие, не давая возможности воздуху выйти. Для герметичности все соприкасающиеся части ниппеля были смазаны жиром. Собрав первый экземпляр, я испробовал получившееся изобретение. Струя воздуха оказалась очень мощной, при этом усилие на ручки мехов требовалось совсем небольшое. Ура!

Можно было начинать испытания новой печки. Я засыпал угли до середины, затем слоеным пирогом выложил дробленую руду, перемешанную с углем, и разжег костер на вершине конуса. Один из туземцев начал ритмично работать мехами, и поступающий снизу кислород стал опускать жар вниз. Потребовался примерно час, чтобы содержимое печи зажглось целиком (я понял это по горячим нижним кирпичам). Дальнейшее раздувание углей только увеличивало температуру. Учитывая динамику процесса, можно было отлучиться на несколько часов, но я стоял около качающего ручку мехов работника, ожидая чего-то нового. Печь дымила, словно маленькая ТЭЦ, и казалось, от жара светятся даже массивные глиняные стены. Чем больше проходило времени, тем силилось мое нетерпение. И вот примерно через восемь часов я увидел то, чего с таким вожделением ждал все это время. По желобку, проложенному в фундаменте конструкции, тонкой струйкой потек расплавленный металл.

Я специально сделал конусообразное дно и продолбил в нем тонкое отверстие по центру с выводом наружу в надежде, что разогретый желоб не даст сразу застыть жидкой меди. Подставив керамическую чашу с толстыми стенками, я смотрел, как она наполняется чистым металлом. Когда ручеек иссяк, у нас было около трех килограммов бронзы. Двухнедельная норма!

Но не объем меня обрадовал больше всего. Меха давали такую температуру, что появилась возможность в течение нескольких секунд получать жидкий металл, а это открывало двери литью. Значит наконечники копей, кирки, кинжалы и множество других вещей могли быть просто отлиты в заготовленные глиняные формы!

Том работы не лишался. Такой прорыв не отменял классической ковки. Литые изделия, как правило, требовали молотка для доведения их до ума. А такие вещи, как серп или тонкий бронзовый лист и вовсе создавались кузнецом с самого начала.

Тем временем на моем небольшом поле вовсю колосились злаки. Приближался сбор урожая, и вскоре из-под кувалды Тома вышло три вполне сносных серпа. Мы приступили к уборке. Зерно, как я и предполагал ранее, получилось двух культур. Поэтому детям была поставлена задача, требующая кропотливого труда, – сразу после срезания сортировать колоски. В следующую посевную я уже не хотел подобной мешанины.

Начался процесс обработки злаков, состоящий из множества проб и ошибок. Мы расчистили площадку на открытой местности и подмели ее вениками из прутьев. Затем двадцать человек из племени прыгали по ней несколько часов как зайцы, утаптывая землю, – я не хотел, чтобы зерно вминалось в почву после обмолота.

Срезанные снопы сносились на эту площадку и разбрасывались на солнце. Мое первое поле было небольшим, поэтому убрали его быстро: меньше чем за пару дней. Получились два приличных стога, которые равномерно раскидали для хорошей просушки. Через три дня я решил начать обмолот. Палками мы стучали по колосьям, с которых на землю падало выколоченное зерно. После продолжительного избиения растений я осмотрел стебли. Зерно было выбито примерно на 90%, что я счел вполне приемлемым для перехода к следующему этапу. Солому отнесли под крытый навес (с появлением топоров такие хозяйственные постройки стали делом одного дня). Зимой пригодится для коз, – решил я.