Цотнэ, или падение и возвышение грузин
Шрифт:
— А ты-то куда собралась, мой ангел? И ты на войну?
— Нет, я останусь при дворе Тамар, в свите царицы.
— Это вы хорошо придумали. Ну, а со мной что будет? Меня с собой не возьмёте?
— Тебя?.. О тебе мы не подумали.
— Как я буду без вас одна? А ну, вставай, дорогая, оденемся и пойдём искать Цотнэ.
— А если он сбежал?
— Догоним и вернём обратно.
— Только не скажем маме.
— Нет, не скажем. — Смеясь, кормилица одевает и целует девочку.
Одевшись, Тамар вылетела из комнаты, точно камешек из пращи, нарушив обычай. Полагалось войти в спальню большой госпожи, пожелать ей доброго утра
Во дворе Цотнэ не оказалось. Девочка хотела спросить, не видел ли кто-нибудь её братца, но боялась выдать тайну, а поэтому, не говоря ни слова, пробегала мимо слуг, как сорвавшийся с привязи козлёнок.
— Тамар! Подожди, я совсем заморилась… — окликала её няня, но Тамар припускалась ещё быстрее. Наконец, обегав почти весь двор и сама утомившись, Тамар в замешательстве остановилась.
— Чертёнок ты, а не девочка! Совсем задыхаюсь от этакой прыти. — Запыхавшаяся кормилица, едва переводя дыхание, бледная, опустилась возле Тамар и присела на камень.
— Как же я забыла! Ведь мы собирались бежать на белом коне. Если белый конь в конюшне, то и Цотнэ не уехал!
Конюх вёл белого коня княжича. Раздувая ноздри, жеребец гарцевал, будто не касаясь земли ногами.
— Отиа, не видел ли ты княжича Цотнэ? — окликнула кормилица конюха.
— Не видел, госпожа, — ответил конюх, кланяясь. — Доброе утро.
— А я знаю, где он! — воскликнула вдруг Тамар. — Он у пастыря, отца Ивлиана, — девочка схватила кормилицу за руку и повлекла за собой.
— С этим пастырем он и нас всех забыл — только к нему и тянется.
— Это хорошо, дорогая! Счастье, когда отрок любит воспитателя. Научится закону божьему, узнает, что такое добро, что такое зло на этом свете. Наследнику лучше быть образованным и знающим, чтобы управлять государственными делами.
— Отец Ивлиан не закону божьему обучает, а рассказывает греческие и латинские сказки про царей и про войны. Цотнэ потом их мне пересказывает. Не даёт спать до полуночи.
— И это надо знать княжичу. Когда он возмужает, будет общаться с князьями и царями. И воевать придётся и пройти через многие невзгоды.
Из-за угла церковного здания послышались голоса.
— Что ты говоришь, Гугута! Как же это может быть чтобы все, кто живёт на земле, изъяснялись по-грузински! — смеясь, говорил восседавший на треногом стуле Ивлиан.
В тени церкви у стены сидели пастырь Ивлиан, Гугута и княжич. Пастырь держал в руке палку и чертил ею по земле.
— Как различна природа в разных краях земли, так различны народы и языки. У каждого народа свой, непонятный другим язык.
— А как они разговаривают друг с другом? — спросил Гугута.
— Изучают чужие языки. Того, кто знает больше языков, больше и уважают. Вот, княжич Цотнэ ведь знает греческий язык! Научим его персидскому, арабскому, и когда он явится ко двору великой Тамар, то не ударит в грязь лицом. Никто не скажет из просвещённых царей, что у одишского князя необразованный сын.
— А сколько всего языков на свете?
— Много. Сколько народов, столько и языков.
— А народов сколько?
— Кто их сочтёт, батоно [2] . Некоторые народы многочисленны, занимают обширные места на земле. Множество людей говорит на этих языках. Но есть и совсем небольшие племена. Я сам их видел. В горах Кавкасиони в некоторых уголках проживают такие народы, что, кроме одной-двух деревень, никто во всём мире и не говорит на их языке.
2
Батоно — господин, сударь. Аналогичное Французскому месье, итальянскому сеньор и т. д.
Ребята глядели на чертёж учителя на земле: два моря, а над ними толстая извилистая линия.
— А морей-то сколько в мире, учитель? И морей много?
— Моря можно по пальцам сосчитать. И два из них прилегают к Грузинскому царству. — Учитель между двух морей нарисовал палкой круг. — Испокон веков наша земля на западе касалась Чёрного моря. Грузины из века в век прилагали все старания, чтобы и на востоке выйти к Каспийскому морю, расправить крылья меж двух морей. Теперь эта вековая мечта грузим сбывается. Давид Строитель создал могучее Грузинское государство. Обретя силу, грузины упорно продвигаются на восток и на юг. На севере наша естественная граница — хребет Кавкасиони. — Ивлиан второй раз провёл палкой по толстой извилистой линии. — На западе — берег моря. Если мы и на востоке дойдём до такого же естественного рубежа, то для дальнейшего расширения своих земель нам остаётся только юг.
— Чёрное море принадлежит только нам, грузинам? — опять спросил Гугута.
— Нет. Оно принадлежит и грекам и другим народам.
— Почему оно принадлежит другим? Оно же у наших берегов?
— Так-то так. Но Чёрное море большое, и мы владеем лишь частью его берега. Раньше наш берег был ещё меньше, но венценосная Тамар расширила и усилила своё государство. Грузинская доля береговой линии удлинилась, и теперь наше море достигает Трапезунда и Синопа.
— Это далеко?
— Очень далеко. — Учитель обвёл палкой изрядную часть побережья.
— Эти земли населены лазами. У лазов и язык наш, и обычаи наши, но их исконные земли были захвачены корыстолюбивыми греками. Царица царей Тамар отвоевала у греков наше побережье, и теперь на трапезундском престоле восседает родич Багратионов — Комнин.
— А это, второе, море? — спросил Цотнэ, вглядываясь в извивающийся подобно шелковичному червю участок побережья.
— Это море преимущественно принадлежит персам, хотя частью его владеют верные грузинской короне Ширваншахи. Настанет время, это море полностью будет нашим. Персия ослабела, у неё нет больше сил противостоять грузинам. Поэтому так победоносно Мхаргрдзели и твой доблестный отец вторглись в Казвин и Ромгур. Гляди, какой они прошли путь! — Ивлиан длинной линией изобразил на песке путь, пройденный грузинским войском.
— До этих городов гоже очень далеко! Давным-давно уж гонец принёс из Хорасана радостную весть о победе, а войска возвратились только неделю тому назад.
Гугута что-то заметил на земле и глазами показал Цотнэ. Мальчик наклонился, осторожно снял с травинки божью коровку и посадил её себе на ладонь.
Наставник, увидев, что княжич отвлёкся, нахмурился и замолк.
— Лети, лети, божья коровка, — запричитал Цотнэ, не сводя глаз с сидящего у него на ладони красивого жучка. — Жить или умереть… или на небо лететь, жить или умереть, или на небо лететь… — Но божья коровка не собиралась ни ползти, ни падать на землю, ни расправлять крылья.