Цотнэ, или падение и возвышение грузин
Шрифт:
Факир перестал играть на флейте. Кобра качнулась раз-другой, извиваясь и покачиваясь, убралась в корзину.
Старик поднял валявшуюся на земле шапку, протянул её к зрителям и опять опустил на землю. Кто-то бросил в шапку медную монету, и это послужило знаком — со всех сторон дождём посыпались маленькие серебряные и медные монетки.
Цотнэ пошарил по карманам и, не найдя там денег, смущённо опустил руки.
Длинноногая девочка ещё раз пронзила взглядом покрасневшего от смущения Цотнэ и ушла в шатёр. Немного
Девочка позванивала поднятым вверх бубном, обезьяна прыгала на одной ноге и кувыркалась. Под конец закончив все фокусы и уловки, она выхватила из рук девочки бубен и, протянув его, обошла всех зрителей. Мелкие монеты, звякая, падали в бубен. Те, у кого не было денег, клали яблоко, сласти.
Обезьяна остановилась против Цотнэ и упёрла бубен ему в грудь.
Цотнэ, всё ещё одурманенный взглядом, а теперь и близостью девочки, покраснел больше прежнего. Ещё раз он обшарил пустые карманы и, опять не найдя ничего, схватился за золотую цепочку, снял нагрудный крест и бросил его в бубен.
Зеваки, разинув рты, уставились на золотую цепочку и крест, ни за что, ни про что доставшиеся бродягам.
— Что ты делаешь? Как не жалко дарить такую дорогую вещь неизвестно кому! — прошептал Вата и потянулся было за крестом.
Цотнэ схватил его за руку. Вдруг в глазах у него потемнело — девочка приблизилась к нему и поцеловала в щеку. Точно огнём обожгло и без того пылающее лицо. Он схватился за поцелованное место, а ноги у него подогнулись.
Девочка и обезьяна тем временем обошли весь круг и скрылись в шатре.
Зрители смеялись, делились впечатлениями, понемногу начали расходиться.
Вата, как видно, злился на княжича за его непонятную щедрость.
Но Цотнэ всё ещё был как в тумане. Мальчики молча пошли вдоль берега. Сзади себя они услышали крик.
Цотнэ обернулся и увидел, что девочка, поцеловавшая его, бежит в их сторону и размахивает руками.
— Нас зовёт!
— Что ей надо?
Запыхавшись от бега, девочка приблизилась к ним.
— Почему ты не сказал, как тебя зовут?
— Меня? Цотнэ.
— А меня Аспасия. Я тебе нравлюсь?
Цотнэ застыдился и вновь покраснел. Аспасия рассмеялась.
__ А ты и правда княжеский сын?
— Да.
— Счастливый, — вздохнула Аспасия.
— А ты его дочь? — Цотнэ показал рукой на шатёр.
— Нет! Он купил меня на невольничьем рынке. Меня пятилетней похитили разбойники. Мои родители,
Цотнэ опять зарделся.
— Если нравлюсь, возьми меня с собой.
Цотнэ опустил голову.
— Возьми меня в прислужницы.
— Куда я тебя возьму? — развёл руками Цотнэ.
— Во дворец. Буду прислуживать твоей матери. Всё буду делать. Только избавь меня от этого факира, — непринуждённый смех Аспасии угас. На большие голубые глаза навернулись слёзы.
— Как же я тебя избавлю?
— Пусть твой отец купит меня.
— Как это — купит? — удивился Цотнэ.
— Купил же меня факир!
— Я должен спросить отца с матерью…
— Возьми меня, я сама попрошу, сама расскажу о своём несчастье. Они пожалеют меня.
— Нет, ты подожди пока здесь.
— Никто меня не жалеет. Никому я не нужна, — зарыдала вдруг Аспасия и опустилась на землю.
— Не плачь, Аспасия… Успокойся…
— Прочь от меня! У вас у всех не сердца, а камни! Бесчеловечные вы все! — Аспасия рыдая бросилась к шатру.
— Видал? Просится в княжеский дом! — злорадствуя, заметил Вата, провожая удалявшуюся Аспасию злым взглядом.
Вечером Натэла зашла в спальню Цотнэ, проведать как обычно сына перед сном, пожелать ему спокойной ночи, перекрестите и поцеловать. Наклонившись, она как бы случайно расстегнула верхние пуговицы на рубашке мальчика.
— Лучше спать с расстёгнутым воротом, — ласково сказала она, погладила сына по голове и вдруг спросила: — А куда ты дел крест, да снизойдёт на тебя его благодать?
— Крест?.. — растерялся Цотнэ. — Не знаю, кажется, где-то потерял… наверное, цепочка оборвалась.
Мать побледнела, но, промолчав, поцеловала сына и вышла из спальни.
Утром наставник Ивлиан взял Цотнэ в Чкондиди. Весь день они пробыли там. Отстояли обедню, причастились. На другой день осмотрели храм, а в полдень вернулись во дворец.
Под вечер забежал Вата.
— Как жалко, что тебя не было с нами! — восторженно сказал ему Цотнэ. — Какой, оказывается, замечательный храм в Чкондиди!
— Как же мне было ехать, если отец два дня гонялся за беглецами.
— За какими беглецами?
— Разве не знаешь? Цабо, прислужница госпожи, сбежала из дворца.
— Цабо?
— Да, служанка большой госпожи… Это не всё! Вместе с ней исчезли драгоценности госпожи.
— Неужели Цабо могла украсть? Не может быть!
— Как же не может быть, если в тот день во дворце никого из посторонних не было. Цабо убрала комнаты, заперла дверь. А теперь и сама она и драгоценности бесследно пропали.
— Куда она могла деться! Цабо сирота! У неё нет ни родителей, ни родственников, ни близких.
— В том-то и дело, что она сбежала с каким-то конюхом.