Цотнэ, или падение и возвышение грузин
Шрифт:
Лекарь склонился к больному и пригляделся.
— Глаза у меня как будто открыты…
— Оба глаза открыты, князь.
— Почему же я ничего не вижу?
В дверях стояла испуганная Натэла.
— Не вижу ни тебя, ни жены… Ничего не вижу… Неужели… Неужели я ослеп?! — Голос князя дрожал, казалось, суровый воин сейчас заплачет.
— Не извольте переживать! Наверное, у вас на время застлало глаза, потом пройдёт, — забормотал лекарь, сам не веря в свои слова и испуганно глядя в потерявшие зрение, бессмысленные глаза князя. Князь глухо застонал, укрылся с головою
Вскоре жар у больного спал. Он начал постепенно поправляться, и у лекарей появилась надежда на его выздоровление. Но зрение не возвращалось. Лекари по- прежнему обнадёживали больного. Но Шергил уже не верил им. Он понимал, что никогда больше не увидит ни белого света, ни своих близких.
Однажды и Натэла не смогла подняться с постели. Тошнота и головная боль ничего хорошего не предвещали. Княгиня заболела той же болезнью, что и её муж.
Княжеских детей сопровождала не только кормилица, поехал с ними и Гугута. Вокруг Гелати, где им теперь пришлось жить в имении брата Натэлы, склоны гор покрыты садами и виноградниками. А где нет садов — зелёные поля и холмы, заросшие лесом. Красивые окрестности манили к себе детей. Им не сиделось дома. Но гуляли они везде в сопровождении Гугуты, который ради княжеских детей готов был в огонь и в воду. Никто бы даже и из взрослых не мог быть вернее и преданнее.
Когда мать Гугуты взяли во дворец Дадиани, мальчику было три года. У него народилась сестрёнка, которая и стала молочной сестрой княжеских близнецов потому что у самой Натэлы молока для двойняшек не хватало. Так и получилось, что Гугута с трёх лет рос во дворце. Шергил и Натэла не отделяли своих детей от детей кормилицы, а дети тем более сдружились между собой. Маленькая Тамар и шагу не хотела ступить без Гугуты. Зато и он любил девочку самозабвенно, был для неё и братом, и слугой, и защитником. Он был, правда, всего лишь на три года старше своих друзей, но вполне освоился с ролью покровителя и держался с ними как взрослый.
Теперь, когда ему пришлось сопровождать княжеских детей без их родителей, он вполне сознавал, что княжеская семья оказала ему большое доверие. Он тенью следовал за княжичами, постоянно был начеку.
Деревенский подросток, он знал, где находятся все пещеры и птичьи гнезда. У него всегда в запасе было много сказок, а для всех подходящих случаев он сразу же вспоминал строки Руставели.
— Гугута, расскажи нам сказку! — умоляла его перед сном Тамар. Цотнэ вторил вслед за ней:
— Ту сказку, про жемчужные слёзы.
Гугуту не надо было долго просить.
— Было это или не было, но жил певчий дрозд… — заводил он с увлечением и переносил слушателей в далёкие сказочные страны, где герои побеждали девятиглавых дэвов, где Нацаркекия выжимал из камня воду, а красавицы летали по небу на коврах.
В день Преображения семья Марушиани отправилась в Гелати. Маленькой Тамар с утра нездоровилось, но она никому не сказала, что у неё болит голова — боялась, что её не возьмут к обедне, и она не побывает в Гелати. Праздничная обедня затянулась. Девочка утомилась,
Взрослые не заметили её ухода. Только верный Гугута, увидев, как с трудом пробиралась малышка между молящимися, последовал за девочкой и нашёл её уже упавшей на землю у входа в храм. Недолго раздумывая, он поднял её на руки и помчался к дому.
Вся семья Марушйани всполошилась.
Тамар лежала обессилевшая от жара, ослабевшая от тошноты. Она бессмысленно поводила вокруг ничего не видящими глазами и задыхалась, как после бега. Встревоженные дядя и тётка не отходили от больной, испуганно переглядывались и чувствовали безмерный страх перед какой-то большой бедой.
Признаки болезни Тамар в точности совпадали с тем, что было известно о заболевании владетеля Одиши и его супруги. Было отчего перепугаться. Тамар сейчас же отделили от Цотнэ и от других детей. Молебнами пытались умилостивить господа, молили его о выздоровлении невинного младенца.
На четвёртый день жар у больной уменьшился.
Все с облегчением вздохнули, подумав, что опасность миновала. Разрешили брату повидаться с больной девочкой.
Как только Цотнэ переступил порог, Тамар замахала руками:
— Не подходи близко, не касайся меня, а то заплачу.
Цотнэ смутился и растерянно остановился.
Тамар, поняв, что неловко выразилась, сказала:
— Я очень по тебе соскучилась, Цотнэ, но всё равно близко не подходи. Как бы тебе не заразиться.
Цотнэ засмеялся:
— Ты уже здорова, как же я заражусь? Скоро ты подымешься, и будем вместе бегать.
— Возьмёшь меня в Гелати?
— Конечно, возьму, только бы вылечилась.
— Какой, оказывается, красивый Гелатский храм!
В тот день я не успела его хорошенько рассмотреть.
— Сколько было народу! Ты, наверное, не видела, как несли плоды для освящения! Весь двор полон был вина, хлеба и фруктов.
— И виноград был?
— И виноград. В день Преображения его, оказывается, освящают, и потом уже можно есть.
— Вот бы и мне поесть!
— Очень хочется?
— Очень!
— Хочешь принесу?
Тамар поднесла пальчик к губам.
— Т-сс. Я уже попросила Гугуту, и он обещал принести.
Той же ночью у девочки расстроился желудок и опять началась рвота. У изголовья больной нашли несколько виноградных зёрен. Стали расспрашивать, но Тамар так и не сказала, кто ей принёс виноград.
Прошло три дня. Больной становилось всё хуже и хуже. Не зная, как поступить, дядя и тётка сообщили обо всём владетелю Одиши. Ещё не прошёл испуг, вызванный болезнью Натэлы, когда из Кутаиси пришло известие о болезни Тамар. Как явствовало из письма, а также из рассказа посланца, Тамар занемогла той же болезнью, которая сразила её родителей.