Цугцванг
Шрифт:
— …Лепестки выполнены из альмандина. Черно-фиолетовый, глубокий цвет подчеркивает утонченность работы и мастерство ювелира, который так любовно соединил их вместе. Этот камень всегда считался идеальным синонимом верности, и как превосходно его подчеркивает стебель из белого золота высшей пробы и лепестки из великолепного изумруда с капельками росы — чистейшими бриллиантами белого и голубого оттенка…
«Нет, не может быть, чтобы это был тот самый цветок…» — смотрю во все глаза на огромный экран,
— Единственный его недостаток — это выпавший бриллиант на верхнем листке, но для такой красоты ее неидеальность лишь подтверждение того, что она реальность, а не сон…
Я не дышу, пока ведущий толкает высокопарные речи, потому что это именно я тот человек, благодаря которому камень выпал с листка. Это ведь именно я уронила его на мраморный пол, когда играла втихаря, а потом винилась перед мамой. Она не ругалась, вместо того улыбнулась и купила мне такой же голубой бриллиант, после чего вставила его в сережки и подарила мне на шестнадцать лет.
«Чтобы часть нашей с отцом любви всегда была с тобой…»
Этот цветок — подарок папы на их первую годовщину. Он — олицетворение его к ней любви…
«Он называл меня своей радугой и своим драгоценным ирисом…»
— Продано! — вздрагиваю и резко перевожу взгляд на сцену, где ведущий указывает на первый ряд с соседней стороны.
Там, лысый мужик, который толкает другого лысого мужика в плечо, словно подначивая, смакует свой триумф и победу…
— Последний лот ушел за два миллиона долларов!
«Два миллиона…долларов…» — выдыхаю, снова переведя взгляд на цветок, — «Вот сколько стоит мое сердце, да? Два миллиона?…»
«Может быть я смогу его украсть?…» — наивно размышляю, сидя за столом уже в другой зале.
Здесь много картин, и я бы обязательно фыркнула на то, что могут сделать деньги, если бы мне было дело…Его нет. Мне абсолютно насрать. Александровские вместе со мной расположились на выступе, как на пьедестале, в отдельной ниши, откуда могут наблюдать за подданными, как и полагается королям — с высока. Они о чем-то трепятся, скорее о своих покупках, но я не отвожу взгляда с лысой макушки. Хмурюсь.
«Интересно, кто он?…»
— Амелия?
Слышу свое имя и реагирую резко, даже чуть не роняю вилку, но вовремя успеваю подхватить и извиниться. Властелин на это лишь улыбается.
— Ты совсем притихла. Может расскажешь, где ты была все это время?
— Я ездила к брату.
— К брату? — потирает подбородок, а потом слегка прищуривается, словно что-то вспоминает.
Притворно, конечно же, по роже вижу.
— А разве ему не стукнуло двадцать два в том году?
— Вы слишком хорошо осведомлены, — замечаю, но скорее рассеяно, мне ведь известно, что так и есть, — Да, я просто не хочу говорить, где была.
— Почему?
— Потому что в этом все равно не было никакого смысла. Я не нашла того, что искала…
— А что ты искала?
— Ответы.
— Туманно…
— Я была в Краснодаре! — выпаливаю и знаю, что он все поймет, да даже если нет — мне насрать. Я не выдерживаю и указываю подбородком на лысого, — Кто этот мужчина?
Властелин оборачивается, секунду молчит, потом усмехается.
— Лучше к нему не соваться, Амелия…
Мне не нравится его тон, и я перевожу взгляд с ощущением полного, внезапного просветления…
«Ублюдок…» — мы молчим теперь оба: Властелин улыбается, потирая края стакана, я медленно вдыхаю, чтобы этот самый стакан не разбить ему о голову.
В моей то, как кинофильм, проносятся кадры, как мама плачет ночью на кухне, собирая этот самый цветок.
— Мама, ты опять плачешь? — расстроено спрашиваю, она быстро вытирает слезы и пытается улыбнуться.
— Нет…
— Я же слышала, что да! И вижу, что да! А куда ты несешь цветочек?
— Мне нужно его продать…
— Почему?
— Потому что у меня нет другого выбора…
«Вот кто не оставил ей выбора, и, спорю на что угодно, его внезапное появление здесь — не случайность. Он делает это намерено, чтобы я знала…он хочет меня спровоцировать, уколоть…»
И у него получается. Я не могу сдержаться, разум не работает…
— Это были вы… — тихо шепчу, Властелин приподнимает брови (снова притворно-сахарно, конечно же), — Это были вы!
— О чем ты говоришь, Амелия? Я не понимаю…
— Черта с два ты не понимаешь! — рычу, резко подавшись вперед, — Ты это подстроил намеренно. Чтобы я видела, и я вижу! Это ты заставил ее продать его. Это был ты, так имей смелость признаться!
Пауза короткая, но ощутимая. Все вокруг идет волнами от моей энергетики, потому что, клянусь, сейчас я злее, чем была когда-либо еще.
— Да.
Наконец звучит триумфальное, одними губами. Злости внутри так много, что я не могу ее сдержать, выдыхаю ртом, а будто огонь извергаю. Сжимаю кулаки. Больше всего на свете мне хочется схватить нож и воткнуть ему прямо в шею, но я не могу. Вместо этого тихо, угрожающе шепчу.
— И ты думал, что это сработает? Хера с два. Ты заставил ее отдать лишь атрибут, но не ее сердце, на котором всегда было лишь одно имя. Просто чтобы ты знал.
— Ты идеализируешь отношения своих родителей, Амелия.