Цвет махаона
Шрифт:
Билл вошёл в дом. Из кухни доносился голос матери. Бабушка Роза с мамой сидели и разговаривали, попивая чай из больших кружек. Мила выглядела странно, глаза блестели, щёки полыхали красным, но голос был таким, будто она не пила уже несколько недель. Со дня трагедии Билл впервые её такой увидел.
– Сынок, чай с нами попьёшь? – спросила мама.
– Нет, спасибо. Я у Джессики перекусил.
Билл поднялся к себе в комнату. Он чувствовал лёгкость на душе после разговора с Джессикой. Удивляло и то, что мама, наконец, одумалась.
«Неужели и в правду мы художники жизни? – удивлялся он. – Ещё вчера всё было хмуро и плохо, а сейчас светло. Может быть, и мама трезва,
Билл на минутку задумался. Но ведь за хорошим будет что-то плохое. Это насторожило.
«Так, плохие мысли уйдите прочь! – думал он, зажмурившись и массируя виски пальцами. – Оставьте меня в покое. Я хочу, чтобы это всё прекратилось!»
День пролетел в два счёта. Весь вечер семья провела вместе. Они смотрели телевизор и общались. Пытались не вспоминать о Чарли, чтобы не навести тоску, но это сделать сложно. Почти в каждой семейной истории участвовал младший брат. Конечно, все воспоминания о нём светлые. Главное, нужно было не зацепить маму, чтобы она снова не схватилась за бутылку. Психика её окончательно рассыпалась. И внезапные перепады настроения были тому фактом.
Утром Билл встал рано. За завтраком бабушка сообщила, что ей нужно уехать на пару дней в Нилз. Мила подозрительно цвела в радости и напевала песенку, а Билл сидел молча и уплетал завтрак. Весь его день уже был расписан: с утра колледж, потом в гости к Джессике, а в шесть вечера на работу.
– Сынок, а как там Джессика? – поинтересовалась мама. – Сильно подвернула ногу?
– Не особо, мам, – ответил Билл. – До свадьбы заживёт.
Конечно, так ответил он в шутку, но все удивились. Они и впрямь решили, что Билл планирует ей сделать предложение. Он пока не задумывался над этим. Парень всегда говорил, что сначала нужно крепко стоять на ногах, а потом заводить семью.
– Передавай ей привет! – сказала мама. – И попроси прощения от меня за моё ужасное поведение!
– Хорошо, мам! – ответил Билл.
Он встал из-за стола, со всеми попрощался, оделся, прихватил рюкзак и поспешил на учёбу. В колледже Билл не был уже больше недели, и появляться на учёбе ему казалось чуждым. Взяв волю в кулак, он пересилил себя и свои внутренние страхи. В колледже на него уже не смотрели так, как до этого, а наоборот, многие удивлялись его настроению и бодрости духа. Преподаватели соболезновали утрате, а сверстники молча хлопали его по плечу.
После учёбы Бенктон торопился к Джессике, поэтому совсем забыл купить ей мазь от растяжения, что она просила днём ранее. Постучал в дверь. Перед ним снова стояла бабушка Лиза, но на этот раз она не хмурилась, а приветливо улыбалась.
– Проходи, Билли!
– Спасибо! – сказал Бенктон, робко переступая порог.
Джессика ждала его в дверях своей комнаты. Она светилась от счастья и даже не злилась на него за забывчивость. Поцеловала и пригласила к себе. В комнате они занимались математикой, веселились и слушали музыку. Бабушка в это время пекла пироги к чаю. Через несколько часов они вышли. Билл подхватил Джессику на руки и отнёс в кухню. Она смеялась, а бабушка только радовалась за счастливые годы внучки. Вместе перекусили и поболтали о жизни и будущем. Биллу нужно было бежать на работу, поэтому задерживаться он не мог, хотя и уходить из тёплой компании тоже не желал. Бабушка собрала ему небольшой паёк, после чего проводила его, закрыв за ним дверь.
На работе время для Билла летело с неимоверной скоростью. Там он не протирал штаны, как в колледже. Машины для отгрузки подъезжали одна за другой. Бенктон так уставал, что иногда приходил
После работы он подходил к своему дому. С улицы было видно, что в маминой комнате горит ночник. Обычно она его включала, когда выпивала или читала книгу. Но с утра та была трезва и из разговора не собиралась пить. Открыв ключом дверь, он громко сказал:
– Мам, я дома! Ты не спишь?
Ответа не последовало. Ткацкой нитью расправились нервы, а сердце словно сжала чья-то рука. Холодную тишину растлевала тихая джазовая музыка, а хриплый голос Луи Армстронга мелодично рассказывал, как прекрасен мир. Билл медленно прошёл в комнату. Через секунду отпрянул к стене, он будто забыл, как дышать. Сердце освободилось и заколотилось в попытке нагнать упущенное, а пальцы рук онемели. В стылом свете ночника с потолка свисало тело мамы. Через приоткрытое окно закрадывался лёгкий сквозняк и играл телом, как сломанной, но висевшей на тоненькой коре веткой. Оно покачивалось над полом, аккуратно задевая бледными пальцами ног стул, лежавший рядом. Глаза сквозь спутанные, когда-то цветущие, тёмные волосы молчаливо смотрели на Билла. Комната была наполнена запахом спиртного, а сигаретный дым ещё не успел рассеяться. Тело овивали серые прозрачные струйки горького дыма. Они гладили бледно-синие сухие губы приоткрытого рта. И только Луи Армстронг из проигрывателя издевательски повторял, как прекрасен мир.
Билл почувствовал слабость. Он упал на колени, не понимая, что происходит. Мороз обволок кожу, а перед намокшим взором расплывались тёмные пятна. Парень понимал, что это должно было случиться, но не думал, как скоро. Утром ничего не предвещало беды. Видимо Мила к этому готовилась.
На столе стояла недопитая бутылка бурбона, под которой лежал листок бумаги с написанным маминым почерком текстом:
Билли, сынок, прости меня, если сможешь! Я не могу так больше жить! Бабушка позаботится о тебе.
P.S. Джон твой отец. Мы боялись в этом признаться. Думали, что не поймёшь его и не примешь. Прощай!
10
Билл, стиснув зубы, завыл. Он смял записку и швырнул в сторону. В голове безостановочно крутилась фраза бабушки: «Мы художники своей жизни!» Он сходил в кухню за ножом и вернулся. В шоковом состоянии цветные моменты прошлого сменялись чёрно-белыми кадрами настоящего. Секунду назад мама с Чарли сидела на голубом диване, а моргнув, она висела в белой петле среди бездушных стен. Комната питалась морозом поздней осени. Билл не чувствовал холода, его телом овладел жар, по вискам тёк пот. Взобравшись на табуретку, он начал перерезать верёвку, один конец которой был привязан к забитому в потолок крючку, а другой овивал шею матери. Спустя несколько минут хрупкое тело Милы упало на пол. Билл снял петлю с шеи, взял мать на руки и аккуратно положил на диван.
Он умылся в ванной и побежал к соседу мистеру Моррисону. Разум пришёл в себя и оттенки чёрно-белого уже не тревожили, однако в голове всё ещё стоял подозрительный гул. На часах полночь. Улицы города в снегу. Вьюга насмешливо роняла Билла в сугробы, но он вставал и продолжал идти, утопая в них по щиколотку.
– Мистер Моррисон! – кричал Билл, ударяя кулаком по двери. – Мистер Моррисон, откройте, это Билл Бенктон!
Дверь открылась. Сонный Филип стоял в бледно-синей пижаме, на голове пешкой возвышался смешной ночной колпак.