Цветаева без глянца

Фокин Павел Евгеньевич

— Вчерашнее письмо разорвала, яйца сегодня съела. —

Пишу сейчас у окна. Над зеленой крышей сарая — купол какой-то церковки — совсем маленький — и несколько качающихся веток. Над ними — облачко.

* * *

Вы первый, кого я поцеловала после Сережи. Бывали трогательные минуты дружбы, сочувствия, отъезда, когда поцелуй казался необходимым.

Но что-то говорило: «нет!»

Вас я поцеловала, потому что не могла иначе. Всё говорило: «да!».

МЭ.

Р. S. Спасибо за рассказ о черном коте [13;186–187].

Марина

Ивановна Цветаева. Из письма П. Я. Эфрону. <В Москву.> Москва. 14 июля 1914 г., ночью:

Мальчик мой ненаглядный!

Сережа мечется на постели, кусает губы, стонет.

Я смотрю на его длинное, нежное, страдальческое лицо и всё понимаю: любовь к нему и любовь к Вам.

Мальчики! Вот в чем моя любовь.

Чистые сердцем! Жестоко оскорбленные жизнью! Мальчики без матери!

Хочется соединить в одном бесконечном объятии Ваши милые темные головы, сказать Вам без слов; «Люблю обоих, любите оба — навек!»

Петенька, даю Вам свою душу, беру Вашу, верю в их бессмертие.

Пламя, что сжигает меня, сердце, что при мысли о Вас куда-то падает — вечны. Так неожиданно и бесспорно вспыхнула вера.

Вы сегодня рассказывали о Вашей девочке. Всё во мне дрожало. Я поцеловала Вам руку. — Зачем «оставить»? Буду целовать еще и еще, потому что преклоняюсь перед Вашим страданием, чувствую Вас святым.

О, моя деточка! Ничего не могу для Вас сделать, хочу только, чтобы Вы в меня поверили. Тогда моя любовь даст Вам силы.

Помните: что бы я Вам ни говорила, каким бы тоном — не верьте, если в этом не любовь.

Если бы не Сережа и Аля, за которых я перед Богом отвечаю, я с радостью умерла бы за Вас, за то, чтобы Вы сразу выздоровели.

Так — не сомневаясь — сразу — по первому зову. Клянусь Вашей, Сережиной и Алиной жизнью. Вы трое — мое святая святых. Вот скоро уеду. Ничего не изменится. Умерла бы — всё бы осталось. Никогда никуда не уйду от Вас.

Началось с минуты очарования (август или начало сентября 1913 г.) продолжается бесконечностью любви. Завтра достану Вам крестик.

Целую

Стихи 12-го июля 1914 г.

Не думаю, не жалуюсь, не спорю, Не сплю. Не рвусь ни к солнцу, ни к луне, ни к морю, Ни к кораблю. Не чувствую, как в этих стенах жарко, Как зелено в саду. Давно желанного и жданного подарка Не жду. Не радуют ни утро, ни трамвая Звенящий бег. Живу, не видя дня, позабывая Число и век. На, кажется, надрезанном канате Я — маленький плясун. Я — тень от чьей-то тени. Я — лунатик Двух темных лун.

* * *

Стихи 13-го июля 1914 г.

Я видела Вас три раза, Но нам не остаться врозь. — Ведь

первая Ваша фраза Мне сердце прожгла насквозь! Мне смысл ее так же тёмен, Как шум молодой листвы. Вы — точно портрет в альбоме, И мне не узнать кто Вы. Мне кажется — Вас любили <…………………………….> Мне кажется — Вы губили За то, что любили Вас. Здесь всё — говорят — случайно, И можно закрыть альбом… О, мраморный лоб! О, тайна За этим огромным лбом!

* * *

Послушайте, я правдива До вызова, до тоски: Моя золотая грива Не знает ничьей руки. Мой дух — не смирён никем он. Мы — души различных каст. И мой неподкупный демон Мне Вас полюбить не даст. — «Так что ж это было?» — Это Рассудит иной Судья. Здесь многому нет ответа, И Вам не узнать — кто я.

МЭ

Пусть последнее слово будет: люблю! [13; 187–189]

1914–1916

«Подруга» (София Парнок)

Майя Кудашева-Роллан. В записи В. Лосской:

У Крандиевской Марина познакомилась с Софьей Парнок. Это тема ее стихов «Подруга»… Мне кажется, что это было чисто физическое увлечение.

Я думаю, когда Марина вышла замуж за Сережу Эфрона, это была обычная любовь между мужчиной и женщиной и, как вы знаете, в таких случаях женщина ничего не испытывает.

А в любви между женщинами — другое. Женщины умеют дать другу все почувствовать: «жуир»… и с Софьей Парнок у Марины было чисто физическое увлечение. Но, как бывает, ввиду того, что это было только физическое, Марина потом Софью возненавидела…

На самом деле Софья Парнок открыла Марине, что такое физическая любовь, отсюда ее охлаждение и ненависть потом.

Марина женщин вообще любила, так же как и мужчин. А в любви к Софье Парнок — любовь Сафо. Остались только стихи. И один стих о Сафо:

«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкой…»

А дальше я не помню.

Но у нее было тяготение к женщинам: в Сарру Бернар в Париже была настоящая влюбленность. Когда Марина была в Париже, она ее поджидала у выхода из театра, бросала ей под ноги цветы и т. д. <…>

Я сама не люблю женщин, они завистливые, она же была не такая, она не завидовала, она их любила [5; 57].

Владислав Фелицианович Ходасевич (1886–1939), поэт, литературный критик, историк литературы. С 1922 г. в эмиграции. Постоянный автор газеты «Возрождение» (Париж):