Цветные миры
Шрифт:
Гитлер был мастеровым. Происходил он из той части Австрии, где были сильны антисемитские настроения, и сам в дни своей молодости испытал сильную конкуренцию со стороны евреев. В 1932 году Германия находилась на пороге анархии. В следующем году нацисты, несмотря на то что они были еще в меньшинстве, повели наступление на евреев, подожгли здание рейхстага и захватили власть. Промышленники и юнкеры были терроризованы, служащие и мелкие лавочники — запуганы. Все они подчинились человеку, который сначала был мишенью для острот, потом стал пугалом, а теперь неожиданно превратился в диктатора. Профсоюзы с их восемью миллионами членов пререкались из-за того, сразу ли наступит для них золотой век или постепенно; пока они занимались перебранкой, Адольф
Одним из самых мощных факторов еще в период первой мировой войны являлась лживая пропаганда — систематическое извращение истины с целью заставить массы людей поверить в то, что выгодно власть имущим. Она выросла до уровня искусства, если не науки. Теперь нигде ею не пользовались с таким колоссальным успехом, как в гитлеровской Германии. Газеты, публичные выступления ораторов, радио, выставки, празднества, книги и периодические издания, всевозможные каналы информации и обучения, включая школы, — все было использовано для того, чтобы внушить немецкому народу, что он — самый выдающийся народ на земном шаре, что национал-социалистское правительство — наилучшее для Германии, если не для всего мира, что другие страны, в особенности Россия, пребывают в тисках нищеты и что за все беды, обрушивающиеся на Германию, а также за большую часть бед, постигших современные страны, ответственность несут евреи.
Все это Мансарт узнал за время пребывания в Германии из рассказов своих спутников, говоривших по-английски, из нескольких конфиденциальных бесед с немецкими учителями и рабочими, из переводимых ему бесконечных радиопередач, изучая, наблюдая, прислушиваясь. Его пребывание в Германии было несравнимо с пребыванием в Англии и Франции. Здесь он почти не приобрел друзей, не познакомился близко с жизнью народа. Но он много читал и благодаря этому начал понимать Германию лучше, чем раньше. Он составил себе некоторое представление о том, чем была Германия в XIX веке — великой страной науки и просвещения, идеалов, музыки и искусств, страной, которая, оправившись от поражений в период завоеваний Наполеона I, стала в своих собственных глазах и даже в глазах мирового общественного мнения одной из величайших, если не самой великой страной на земном шаре. Сейчас эта страна находилась в состоянии острого политического кризиса.
Глава четвертая
Поездка по Азии
Все это, разумеется, разжигало у Мансарта желание посетить Россию, эту таинственную страну, с которой революционеры связывали свои надежды, а реакционеры — опасения. Оттуда можно было проехать дальше, чтобы познакомиться с Азией. Именно так он и строил свой план, пускаясь в путешествие, но друзья и знакомые Мансарта в Америке, Англии и Франции отговаривали его, утверждая, что поездка в Россию была бы неосторожным шагом; что там царит хаос и никто не знает, чем все это там кончится. Поэтому Мансарт тогда же отказался от своего намерения посетить Россию. Но он предполагал побывать в Азии, а попасть туда кратчайшим путем можно было только через Россию, по Сибирской железной дороге. Ехать кружным путем, через Средиземное море, казалось ему бесцельной и слишком дорогой затеей. Поэтому он решил, что пробудет с месяц в России, а затем отправится дальше.
Однако это оказалось невозможным. По какой-то совсем непонятной для Мансарта причине ему не позволили задержаться в России. Мансарт ничего не знал о новом давлении, которое Запад начал оказывать на эту упорно борющуюся за свое будущее страну. И ему не оставалось ничего другого, как совершить транзитный переезд из Москвы в Маньчжурию. Так он и сделал. Начиная свою поездку на Восток, он писал домой:
«Сейчас октябрь 1936 года. Я в России, в той стране, где совершается величайший в мире эксперимент по созданию организованного общества, величайший — независимо от того, завершится ли он удачей или неудачен. Ни одно событие со времени открытия Америки и Французской революции не может сравниться
Из Китая Мансарт писал:
«Проезжая по земле бурятов, мы приближались к Монголии. Неподвижно стояли стройные ели с отягощенными снегом верхушками и ветвями. Нас окружала тягостная тишина сибирской пони. Мы спускались по ущелью среди черных гор, следуя вдоль излучины реки, наполовину покрытой льдом. Внезапно характер местности изменился. Среди ночной темноты вспыхнули огни крупного нового завода. На берегу реки высились огромные штабеля бревен. Электрифицированная железная дорога свидетельствовала о начале современного транспортного строительства. По обеим сторонам от нас расходились многочисленные железнодорожные пути, показывая, что поезд подъезжает к большой сортировочной станции. Затем поезд стремительно вкатился в Верхноудинск, теперь переименованный в Улан-Удэ. Здесь повсюду были солдаты. Они заполняли здание вокзала, стоящий у перрона поезд, толпились на платформе, расхаживая в своих длинных до пят, плотно застегнутых шинелях; часть из них была с винтовками, некоторые — с вещевыми мешками. Сразу все стало ясно. Это был пограничный пункт сосредоточения войск. Со стороны Японии ждали нападения.
В десяти тысячах миль к востоку от Атлантического побережья США расположена унылая, покрытая густой пылью страна, в далеком прошлом творившая историю. Отсюда вышли монгольские орды, стремительно пронесшиеся от Азии до Германии и Италии и наложившие свой отпечаток на историю современного мира. Это были люди с коричневой и желтой кожей, с широкими лицами и приплюснутыми носами, с жесткими прямыми черными волосами. Теперь, в ноябре 1936 года, я находился среди таких людей. Их примерно 25 миллионов человек, и они населяют Внутреннюю и Внешнюю Монголии, а также Маньчжурию.
Это был новый для меня мир. Мой цвет кожи не казался чем-то необычным. Здесь все были желтые или коричневые, за исключеньем белокурых русских официанток, подававших в вокзальных ресторанах и вагоне-ресторане.
Поезд мчался асе дальше на восток. Я ехал в пульмановском вагоне, построенном в Америке. Проводник не принадлежал к числу моих черных соотечественников, искусных в своем деле, и мне хотелось дать ему несколько практических советов. Полотно железной дороги было ровнее, чем в Сибири, Но грозный призрак войны все время витал над нами. Рано задергивались занавески на окнах. Я вздумал было выглянуть в окно, но, к счастью, вовремя заметил объявление: «Между Хаки и Агунором пассажирам воспрещается смотреть в окна под страхом сурового наказания». Смотреть я, конечно, не стал.
Мы мчались по необозримой равнине, которую пронизывал холодный ветер, дувший, казалось, с Северного полюса. Это был безлюдный и бесплодный край; лишь изредка по пустынной дороге устало тянулись путники, И вдруг, словно по волшебству, картина изменилась. Безлюдье северной пустыни осталось позади. Мы плавно неслись по превосходному полотну, посыпанному щебнем, в японских вагонах, более удобных, чем пульмановские. Обслуживание было образцовое. Мы проехали старую границу, миновали становища кочевников, потомков Чингисхана, и прибыли в столицу нового маньчжурского государства, созданного Японией в 1932 году.
Я поспешно направился дальше, в глубь Китая — цели и объекта захватнических планов многих стран, начиная с Японии и кончая Америкой, с десятого и по двадцатый век. Утром, сойдя с поезда, я сел на пароход в большом Дайренском порту. Мои попутчики вручили мне три разноцветные «прощальные ленты», и по оригинальному японскому обычаю я и еще с десяток пассажиров парохода держались за кончики лент, а друзья на берегу разматывали клубки серпантина до тех пор, пока между пароходом и берегом не протянулась радуга цветных полосок бумаги. Так я распрощался с Маньчжоу-Го.