Цветные миры
Шрифт:
Китай — непостижимая страна. Приезжий с малонаселенного Запада только здесь впервые понимает, где в действительности сконцентрировано население земного шара. Еще ни одна страна не поражала меня в такой степени. Путешественнику ни за неделю, ни за год Китай не понять. Разумеется, с помощью моих теоретических познаний и получаемых объяснений я получил возможность в весьма слабой степени разобраться во всем том, что я вижу и слышу. Теперь мне стало ясно, как никогда, что, изучая всемирную историю в том виде, как мне ее преподносили, я не мог создать себе правильного представления об истории китайского народа.
Я пишу это письмо, находясь на Великой Китайской стене; под моими
Я беседовал с группой видных китайских деятелей и бизнесменов. Мы разговаривали почти три часа. Я смело завязал сам беседу, рассказав о своих предках-рабах, о своем образовании и путешествиях, о негритянской проблеме в Америке. Затем я начал задавать им вопросы:
— До каких пор, по-вашему, Европа сможет господствовать над миром? После мировой войны вы избавились от политического господства Европы, по крайней мере частично. Но как вы предполагаете избавиться от господства европейского капитала? Успешно ли развивается рабочее движение в вашей стране? Почему вы ненавидите Японию сильнее, чем Европу, хотя от Англии, Франции и Германии вы пострадали больше, чем от Японии?»
Мансарту хотелось предотвратить обычные для иностранцев расспросы и комментарии по поводу негритянской проблемы в Америке, чтобы самому получить как можно больше информации о Китае из уст самих китайцев. Он продолжал:
— Сегодня я увидел на улицах вашего города нечто такое, что напомнило мне Америку. По набережной прогуливался со своей няней хорошо одетый английский мальчик лет шести. Навстречу им шло несколько китайчат в нищенской одежде. Повелительным жестом мальчик приказал нм сойти с тротуара. Дети покорно подчинились и сошли в канаву. Белые вообще обращаются здесь с китайцами так, как с нами, неграми, обращаются на юге Соединенных Штатов. Я слышал, что китайцев лишь недавно стали пускать на ипподром, считающийся у вас в городе фешенебельным местом развлечений. Белые чужеземцы распоряжаются в вашем городе, заставляют ваших детей обучаться в отдельных школах и вообще действуют так, словно Китай и китайцы — их собственность. Почему вы это допускаете?»
Годы спустя Мансарт испытывал глубокий стыд за эту встречу и за подобные вопросы, которыми доказал свое крайнее невежество в делах Китая и его истории. Он никогда не изучал по-настоящему китайской истории и ничего не читал о Китае. В начальной школе Китай был объектом насмешек, а китайцы изображались какими-то чудаками. В колледже он изучал историю королей Англии и Франции, но не имел понятия об императорах династий Хань или Минь. В тот момент, в 1936 году, Мансарт даже не подозревал об ужасной трагедии, разыгрывающейся в Китае, о «Великом походе» от Фуцзяни через Юньнань и Сычуань в Шэньси. В это самое время Чжу Дэ, о котором Мансарт
Мансарт мало знал и о том, как западные державы обращались с Китаем после 1839 года; вскользь слышал он об «опиумных» войнах ради обогащения Англии и превращения Китая в колонию; о восстании китайцев, названном захватчиками «бунтом тайпинов», во время которого торговец «живым товаром» и убийца Гордон начал свою грязную карьеру, завершившуюся в Судане, где негры отрубили ему голову; о торговле китайскими кули, которые поставлялись в Америку как дешевая рабочая сила; и о втором бурном восстании китайцев в 1899 году во главе с «большими кулаками» и «ихэтуанями», когда великие державы объединились, чтобы разграбить богатства Китая и разделить страну на сферы влияния.
Все эти события доходили до Мансарта в искаженном виде либо были вовсе неизвестны. Во время обеда, когда он спросил, что заставило Китай подчиниться Западу, за столом воцарилось молчание, тягостное как для Мансарта, так и для присутствовавших на обеде пяти китайцев. Мансарт припомнил, как часто и ему самому приходилось попадать в столь же неловкое положение, когда доброжелательные иностранцы заставляли его обнажать свою душу, вежливо задавая вопросы: как, зачем и почему. Сегодня вместе с ним обедали инспектор китайских школ, ректор колледжа, существующего в значительной мере на средства американских миссионеров, молодой банкир, преуспевающий бизнесмен и государственный чиновник.
Первым заговорил школьный инспектор:
— Да, сэр, как вы правильно заметили, мы в известном смысле чужаки и парии в своей собственной стране. Мы ощущаем это повседневно. Но мы не сидим сложа руки. О нет! Европа не всегда будет владеть и править Китаем. Мы создаем школьную сеть, привлекаем к работе китайских педагогов. Школ, конечно, не хватает, но число их растет. Сейчас мы участвуем в муниципальных делах, чего не было еще десять лет назад, и китайцам уже не возбраняется посещать общественные места.
— Но, как вы сами можете убедиться, — подхватил бизнесмен, — главные наши трудности — в промышленности. Китайцы бедны, отчаянно бедны; наш город наводнен голодными толпами. Иностранный капитал легко может вербовать для себя рабочую силу с самой низкой оплатой, и до сих пор не принимается никаких мер к тому, чтобы поднять жизненный уровень бедняков выше уровня полуголодного существования. Имеющиеся у нас профсоюзы бездеятельны, а китайские предприниматели, сталкиваясь с иностранной конкуренцией, не в состоянии повысить заработную плату. Но мы все же движемся вперед, об этом расскажет вам наш банкир.
— Наконец-то мы пустили в обращение свои деньги и не связаны больше английской валютой, — заговорил банкир. — Это кое-что значит. Но, разумеется, это только начало. Ведь промышленность в основном монополизирована иностранцами. Заводы и судоходство в их руках. Но у нас есть свои планы. На берегу реки, пониже Шанхая, вблизи моря, мы строим новый промышленный центр, который в один прекрасный день перехватит всю внешнюю торговлю, сосредоточенную сейчас в управляемом иностранцами Шанхае. Во второй половине дня вы осмотрите это строительство.