Цветные миры
Шрифт:
— Ну а теперь, — сказал ректор китайского колледжа, — поговорим о Японии.
Он, вероятно, почувствовал, что Мансарт разделяет свойственное Западу пристрастие к японцам и не в курсе недавних событий. Еще не далее как утром этого дня Мансарт видел памятник, воздвигнутый в 1932 году китайцам, убитым японцами в Чапее, но он не имел ни малейшего представления о происках Японии, о ее попытках покорить Китай, о борьбе патриотов за освобождение страны. Еще до отъезда Мансарта из Китая Чан Кайши был захвачен патриотами в плен в ночной рубашке и вынужден был дать обещание бороться против Японии. Мансарт почти ничего не знал об этом человеке, которого американский генерал Стилуэлл назвал впоследствии «фанатичной, жадной и неблагодарной гремучей
Ректор колледжа продолжал:
— Японцы — родственная нам нация. Мы дали им цивилизацию, и они обогатили ее. Но теперь они презирают нас за то, что мы сделались жертвой агрессии западных держав, от которой сами едва ускользнули. Пользуясь своей военной силой, они рассчитывают вытеснить Запад и стать нашим хозяином. Наша лютая ненависть к братьям-азиатам вполне объяснима: они поступают с нами еще хуже, чем заокеанские «иностранные дьяволы».
Разговор, начатый за обедом, продолжался и за чаем. Позднее вся компания посетила государственную школу, в которой, конечно, не было ни одного белого ребенка. Затем все отправились на то место, где должен был возникнуть новый, волшебный город. Неподалеку от моря, на берегу широкого устья реки Янцзы они увидели прекрасное, облицованное мрамором, но пока безлюдное здание муниципалитета; улицы с магазинами и общественными зданиями, парки, доки и пакгаузы. Там было полти все, что нужно городу, кроме людей. Мансарт с изумлением спрашивал себя: когда же здесь появятся жители? Когда мечта станет наконец явью?
В то же время он отдавал себе отчет, что путешественник должен обладать большими знаниями, если стремится понять то, что видят его глаза и слышат уши. До поездки в Англию он уже представлял себе английскую культуру; много знал он и о Франции до того, как увидел ее. Но его скудные сведения о Китае были в основном искаженными. Он почти ничего не видел сквозь этот туман фальши, даже когда смотрел широко открытыми глазами.
Один из последних дней своего пребывания в Китае Мансарт провел в Ханьчжоу, в этом красивейшем городе островков и роскошных вилл, пышной растительности и освежающей прохлады, где в полном спокойствии отдыхают китайские богачи. Это место напомнило ему величавый памятник китайского искусства, который он видел лишь мельком, — великолепный дворец надменной вдовствующей императрицы. Здесь эта самовластная повелительница сотен миллионов людей царственным жестом расшвыривала деньги, собранные народом на создание военно-морского флота для защиты страны от западных агрессоров. Вместо флота императрица построила для себя сказочную страну, где чудесно сочетались журчащая вода и каменные мостики, драгоценное эбеновое дерево и слоновая кость, вьющиеся растения, цветы и фонтаны, прелестные скамеечки и мраморные изваяния — и все это для того, чтобы темой бесед сделать Красоту, а не угрозу войны.
Наконец Мансарт сел на пароход, спеша попасть в Японию — единственную страну, населенную цветным народом, способностей, индустрии и военной мощи которого опасались западные державы. Он вглядывался в прибрежные скалы острова Кюсю, испытывая острое любопытство. Едва ступив на японскую землю, Мансарт почувствовал себя в стране цветных. Снова он писал домой:
«Ни в одной стране, а уж тем более на родине, меня не встречали так дружелюбно, как в Японии. Мне помогли быстро покончить с таможенными формальностями, в то время как белые американцы, к их несказанному изумлению, были вежливо, но настойчиво оттеснены в сторону…»
В последние дни 1936 года, когда величественная Фудзияма еще скрывала под вуалью облаков свое серебристое лицо, Мансарт прибыл в Йокогаму и снова отправился в в путешествие по морю. Он двигался на Восток, к восходу солнца, чтобы вновь открыть Америку, как она рисовалась ему теперь сквозь призму чужеземных впечатлений.
В день нового, 1937 года Мансарт стоял на берегу легендарной Калифорнии, глядя на простершийся перед ним Сан-Франциско и на летающих птиц; он поднял глаза к горам, высившимся за Золотыми Воротами. Поднял и опустил. Мог ли он подумать тогда, что через каких-нибудь два быстротечных года весь мир вновь охватит пламя войны!
Глава пятая
Цветные в Вест-Индии
Мануэл Мансарт стоял у главного входа на территорию своего колледжа в Мейконе и оглядывался вокруг. Он слегка хмурился и притопывал ногой. Было чудесное утро, — утро, обещавшее одни из тех чарующих солнечных дней южной осени, когда еще нет явных признаков холодной погоды, а летний зной уже схлынул. Воздух благоухал, деревья радовали глаз своим красочным нарядом, легкий ветерок навевал приятную свежесть.
Ректор Мансарт только что вернулся из своего кругосветного путешествия, длившегося несколько месяцев; сейчас, осматриваясь, он спрашивал себя: зачем родились мы на этой земле, ради какой цели? В чем наш долг и наши идеалы?
Как раз в этот момент он услышал, как кто-то чихнул, и увидел Джин, идущую на работу. Они сердечно поздоровалось.
— Вы простудились, — сказал Мансарт.
— Да, простудилась. К тому же я, вероятно, немного переутомилась. По правде говоря, в ваше отсутствие мне было не так уж и тяжело, но дело не обошлось без некоторых досадных осложнений. Вы знаете, для наших цветных мужчин, пожалуй, еще более, чем для белых, кажется непривычным, что власть находится в руках женщины. Они понимали, что я могу справиться с вашей работой, но выражали недовольство — нельзя сказать, что делали они это открыто — скорее, исподтишка. Преподаватели обижались на то, что меня поставили над ними, а кое-кто из попечителей, по-моему, даже немного сомневался в моей благонадежности. Но вообще-то я не сталкивалась с серьезными осложнениями, ведь я знакома с делом во всех деталях, и это всем известно, так что особых препятствий мае не чинили. Однако пришлось все-таки изрядно потрудиться и все время быть начеку, вероятно, я чуточку выдохлась.
— Я очень сожалею об этом, — сказал Мансарт. — По-моему, вам следует сделать так. Возьмите после праздника месячный отпуск, поезжайте в Вест-Индию и осмотритесь там. Во Франции у меня появилась новая точка зрения на Вест-Индию; один негр, по имени Джеймс, дал мне прочесть свою книгу, революционную по содержанию. Мне кажется, в свой обзор нам следует включить и Вест-Индию. На многое у вас не хватит времени, но устройте так, чтобы в нашей конференции участвовал хотя бы один или два делегата оттуда.
— Пожалуй, это в моих силах, — сказала Джин. Потом она спросила: — Могу я узнать, о чем вы сейчас думали? Ваш лоб был так зловеще нахмурен.
— Да, — сказал Мансарт. — Посмотрев на мир, я вернулся на родину с мыслью о том, что в конце концов целью нашей жизни должна быть Красота, все вокруг нас должно быть красиво. Я вспоминаю древние деревянные храмы, возвышающиеся в лесах Японии; кафедральный собор, рядом с которым я жил в Англии; французские замки на Луаре. Сколько прекрасного довелось мне увидеть! Наш мир предназначен для Красоты. В конечном счете цель жизни — Красота.
Джин не согласилась.
— Красота? Да, конечно, это одна из целей. Но не только красота. И во всяком случае, не сама по себе красота. Нужны еще люди, которые понимают и ценят ее, а у них должно быть время, чтобы смотреть, слушать и наслаждаться красотой. Если оглянуться вокруг, то многие ли из нас располагают временем или достаточным образованием, чтобы наслаждаться живописью Тициана или произведением какого-нибудь великого скульптора?
Мануэл помолчал, затем медленно заговорил: