Цветочек

Аверкиева Наталья

— Это про Эмиля! — улыбался Том. — Как ты сражался! Как лев! Красиво!

Парень поднялся, изящно поклонился и тряхнул рыжей гривой.

— И про вас, тетя Унгина. Про вас и про Густава. Вы же нам помогли. — Вилл робко улыбнулся, продолжил чтение: — Но только если Свет сумеет найти свой путь, Если победит он в душе ночь, — Близнецы переглянулись. Промолчали. Ты только живи, — ясно прозвучало в сознании. — Двуликий Монарх взойдет на престол. Настанет мир и счастье в огромных владеньях…

— Ну вот и славно, — поднялась Унгина. — Надеюсь, что я в вас не ошиблась. Я пятнадцать

лет вас холила и лелеяла, оберегала от всех бед. Теперь ваш черед заботиться друг о друге и продолжать дело вашего отца. Время Солнца наступило. Нас ждет счастье и процветание. А мне можно и отдохнуть.

— Подождите! — подскочил Эмиль. — Как это отдохнуть? А для меня сделайте какое-нибудь пророчество. Я тоже хочу, как они! Настанет мир и покой…

— А что бы ты хотел прочитать в своем пророчестве? — улыбнулась колдунья.

— Ну, — он на мгновение задумался. — Я хотел бы знать, суждено ли мне быть великим полководцем? Много ли битв я выиграю? Принесу ли я какую-нибудь пользу? Все ли у меня будет хорошо?

Унгина изящно взмахнула рукой и протянула ему чистый лист бумаги и перо. Эмиль непонимающе повертел все это в руках. Никаких чудес не происходило.

— Впиши свое пророчество сюда и следуй ему. Хочешь быть полководцем? Будь им. Хочешь выигрывать битвы? Выигрывай! Пророчество — это то, что мы делаем сами для себя. Мы вольны распоряжаться своей судьбой, строить ее так, как мы того хотим. Главное, очень сильно захотеть. Ты можешь всё. Ты можешь изменить мир вокруг себя. Просто поверь в это. Ты всесильный!

— Я… не знаю… — замялся Эмиль.

— Ты же видел, страницы не хватало.

— Я напишу, — вдруг приободрился он. — Обязательно напишу. Вы правы. Я — всесильный.

— Дети мои, до коронации два часа. Вам надо переодеться и привести себя в порядок. Займитесь делом, хватит уже болтать.

Ребята разбрелись кто куда. Эмиль побежал домой, чтобы пригласить родителей. Унгина куда-то ушла по делам, обещала к полудню вернуться. Густав остался в замке. Вилл отвел его в комнату, которую отец приготовил еще для Тома и которая с тех пор стояла нетронутой. Показал гардеробную, велел выбрать любой наряд, какой понравится. Густав кивнул, и, едва за другом закрылась дверь, прилег «ровно на одну секундочку» и провалился в глубокий спокойный сон.

Когда Цветочек вернулся в свою комнату, Том лежал на его кровати на спине с закрытыми глазами. Вилл улыбнулся. Лицо брата расслабилось. Хмурой складки между бровями больше нет. Уголки губ все еще опущены. Казалось, что ему не пятнадцать, а все тридцать — такое уставшее, изможденное лицо странника, который только что вернулся домой после ужасно трудного пути. Вилл очень осторожно залез на кровать и сел перед ним на колени.

— Устал? — спросил он.

— Ты не представляешь как, — хрипло прошептал Том.

— Всё хорошо. Я очень испугался за тебя.

— Я тоже чуть с ума не сошел, когда понял, что произошло. Он еще задрал меня с этим чертовым пророчеством — убей да убей… Войны будут, стране разорения, тиран придет. А я даже не знал, что такое тиран. Какой, думаю, из тебя тиран, какие войны, ты и мухи не обидишь, безобиднее

ромашки, цветочек одним словом. А он все равно — убей его и всё тут. Потом, когда отец погиб, он сказал, что время тирана пришло, и я должен тебя остановить. Называл меня мессией. Сказал, что если не я, то он сам убьет тебя. Я согласился. Ну, то есть я и до этого не отказывался, соглашался с ним постоянно, поддакивал, делал вид, что на его стороне, а сам только и ждал момента, когда удрать можно будет. Но он так обложил меня… Я шагу ступить не мог без охраны. Думал, что приеду, заберу тебя, а там вместе решим, как от Рихарда удрать и дядю из нашего замка выставить. А он, видишь, Эмиля и Густава в «помощь» мне прислал. Рихард сказал, что если дернусь куда, они из них все жилы вытянут, кишки выпустят так, чтобы жили подольше да мучались посильнее… Я всю дорогу думал, как всех друзей сберечь и дядю обмануть…

— А если бы ты погиб, что было бы со мной?

— Я бы остался в твоей памяти. Ты стал бы королем. Правил бы так, как мечтал. Да я и не думал, что выживу. Знал, что из замка живым уже не выйду, но главное, что я сохранил твою жизнь, жизнь друзей, что у нашего народа будет хороший монарх… А я? Я жил бы в твоей памяти. Совсем недолго. Я хотел, чтобы ты меня ненавидел и не скучал по мне. Я хотел, чтобы ты улыбался. Просто помнил обо мне, не важно что — хорошее или плохое, и улыбался. Я боялся, что после моей смерти ты будешь грустить. А я очень хотел, чтобы ты улыбался.

Вилл недовольно покачал головой.

— Ты такой дурак, это что-то!

Том блаженно улыбнулся и закрыл глаза.

— Хочешь, отменим коронацию сегодня? Будем спать. Ты устал очень. Тебе надо отдохнуть.

— Нет, я буду спать, а ты пойдешь на коронацию. В конце концов, зря что ли я лошадь загнал?

— Нет, или мы пойдем на коронацию, или будем спать. Зря что ли я страдал пятнадцать лет?

— Я не хочу быть королем. Ну какой из меня король? Неуч деревенский. Я даже читать не умею. Дядя-то мне совсем другое пророчество читал, не такое, как ты.

— Ты будешь самым лучшим королем. А из меня какой? Сам сказал — цветочек беззащитный, ромашка.

— Во, хорошие короли из нас получатся! Один — чучело необразованное, второй — цветочек. Так и будут все говорить — чучело с цветочком.

Они рассмеялись. Вильгельм лег рядом на живот. Том перекатил голову на бок и посмотрел на брата.

— Сколько там до этой коронации? Ты иди мойся, наверное вода уже готова, а я чуть-чуть посплю. Не хочу упасть в обморок при всех, как какая-то нежная девка, — зевнул Том, поудобнее устраиваясь на кровати и натягивая на себя покрывало.

Вилл тоже зевнул и потер глаза.

— Хорошая, кстати, мысль. И я чуть-чуть полежу. Пять минуточек. Вода не успеет остыть.

Веки, словно чугуном налиты. Закрываются.

— И я совсем немножечко… А потом… мы… ну…

— Спи, — выдохнул Цветочек. Снова потер глаза. Попытался сфокусироваться на лице брата, но не смог.

— Немножечко… совсем, — бормотал Том все тише и тише.

— Я скучал без тебя.

— А?

— Ничего.

— Ага…

— Спи.

— Я тоже.