Цветочек
Шрифт:
Вилл не стал ждать, пока друзья разделаются со старухой. Скользнул мимо них вдоль стены. Поняв, что ведьма увлечена борьбой с Густавом, понесся во всю прыть к дверям. Приоткрыл одну створку, заглянул осторожно. Что-то грохнулось, звякнуло. Дядя не то поднимался с пола, не то разгибался. Цветочек просочился в зал. Встал за спиной у герцога. На полу валялся меч Тома. Он вытянул шею, чтобы получше рассмотреть ту сторону зала, которую закрывал дядя. Неожиданно тот странно прогнулся, развернулся к нему боком. Что-то больно ударило в грудь, туда, где бешено стучало сердце. Том — улыбнулся Вильгельм, увидев брата живого и почти невредимого. А потом
Глава 15. Ты только живи!
— Родной мой… Родной мой… Цветочек… Миленький… Маленький… Родной… Ну, родненький… Ты же это… Ты же не оставишь меня? Я столько сделал для того, чтобы ты жил… Я так оберегал тебя… Миленький… Родной мой… Цветочек… Маленький… — шептал Том, заглядывая в открытые глаза. Он сидел перед ним на коленях, все порывался дотронуться до рук, до тела, до лица, но в последний момент отдергивал руки, боясь, что, если и они почувствуют то, что видят глаза, он уничтожит все вокруг и себя в том числе. Он тяжело дышал, словно ему не хватает воздуха. Сердце стучало в ушах гулко и беспокойно. Он дрожал. Голос срывался. Из глаз лились слезы. Он хотел схватить его и начать трясти, требовать, чтобы Цветочек прекратил придуриваться и издеваться над ним. Он хотел ударить его по лицу, на котором застыла улыбка, чтобы он не смел улыбаться так обреченно. Он задыхался. Он запрокинул голову назад и разрыдался, вцепившись зубами в собственную руку. Он прокусил кожу. Он кричал. Он тряс его за плечи и умолял вернуться. Он смотрел в его глаза и протяжно выл, рыдал, не замечая ничего вокруг. Он не знал, что едва не погиб, что Эмиль в последний момент остановил меч герцога над его головой. Он не видел, как друг ожесточенно защищает его. Не знал, что Густав сжался в дверях на коленях, схватившись за волосы, и проклинает себя за то, что не настоял, не уберег. Не видел, как в соседнем зале сражаются люди его отца с охраной герцога. Он видел только улыбку брата. И застывшие глаза, смотрящие вдаль. Он плакал. Плакал отчаянно, навзрыд. Обнимал его, прижимал к себе, целовал и плакал.
Когда первое потрясение немного прошло, Том обвел зал злым взглядом, пытаясь найти виновных в гибели брата. Эмиль сражается с милордом. Густав молится у дверей. Нашел время. В соседнем зале бой.
— Унгина!!! — заорал он. Жгучая обида разрывала душу. — УНГИНА!!! Унгина… — жалобно всхлипнул, склоняясь над принцем. — Ты же обещала… Ты же сказала, что защитишь его… Ты же мне обещала… Он в безопасности, говорила… Ты обещала… — Он опять разревелся. — Помоги мне, баба Унгина…
Очень тонкий звук уловило ухо.
Звук стремительно нарастал. Становился все сильнее. Все мощнее. Казалось, что мозг взорвется изнутри от этого кошмарного гула. Том зажмурился, закрыв уши.
— Ты звал меня? — раздалось в голове.
Он вздрогнул. В дверях стояла Унгина. Что-то не так. Том еще даже не успел понять, что именно не так. Потом заметил, что все вокруг замерло. Вот Эмиль в развороте с занесенным мечом. Волосы остановились. Густав какой-то странный. Люди с мечами замерли в другом зале. И только он может шевелиться.
— Помоги! — кинулся он к ней, вцепился в подол платья, в щиколотки. — Помоги! Спаси его! Заклинаю! Всё, что хочешь проси! Что угодно! Я все за него отдам! Тебе нужна чья-то жизнь? Возьми мою. Я отрекусь от всего. Мне ничего не надо. Я отдам тебе всё, что у меня есть. Я отдам тебе свою жизнь, свое тело, свою душу, только верни его. Ты ведь можешь!
— Том, всё так, как должно быть. Ты убил тирана, человека, который уничтожит и разрушит твою страну. Пришло твое время. Время рассвета, величия, правосудия. Всё на своих местах.
— Нет… — попятился от нее Том. — НЕТ!!! Он не будет тираном! Он хороший! Он честный и благородный! Он умный! Он любит свою страну! Он гордится ею и никогда не причинит ей вреда! Я знаю! Я его брат! Он же… — Слезы опять потекли из глаз. — Он же… Цветочек… Он… Верни его. Ну, пожалуйста, ну что тебе стоит? Верни его. Возьми мою жизнь взамен его. Пусть только он живет… Я все ведь сделал для того, чтобы он жил. Я как мог защищал его и оберегал. Я подстроил его гибель. Я летел сюда, потому что знал, они могут успеть. Я как мог отводил от него беду. Верни его. Это нечестно! Если надо кому-то умереть, пусть умру я, только верни.
— Даже если он будет тираном?
— Да.
— Даже если он уничтожит страну и прославится как самый кровожадный правитель?
— Да.
— Ты обречешь свой народ, которому будет суждено погибнуть, на вечные муки ради него?
— Да. Я верю в него.
— Но пророчество…
— Пророчество — это то, что мы делаем сами. Я не буду жить без него. Он — моя семья. Единственный близкий мне человек. Он моя кровь и плоть. Он — это я. Я не буду жить без него.
— Что ты дашь мне взамен?
— Мою жизнь.
Унгина улыбнулась.
— Будь по-твоему.
Она хлопнула в ладоши. И снова в ушах загудело так, что казалось, голова взорвется изнутри. Том зажмурился.
…Сильный удар по больному плечу. Том взвыл и отлетел в сторону, роняя меч. Дядя подбежал к оружию первым — отшвырнул его в противоположный конец зала. Том перекатился в другую сторону и вскочил. Такое чувство, что это уже было с ним. Достал из голенища метательный нож. Сейчас дверь в зал приоткроется. Короткий и резкий замах. Дверь… В последний момент он развернулся и отправил нож по совершенно другой траектории, краем глаза уловив почти незаметное движение руки милорда. Острая боль пронзила грудь с левой стороны. Жизнь за тебя отдам — мелькнуло в сознании. Он пошатнулся. Услышал вопль Вильгельма. Увидел его перепуганные глаза. И упал. Ты только живи — с улыбкой…
Вилл орал так, словно криком хотел убить все живое. Он застыл на месте. И кричал. Кричал, вцепившись в лицо руками, сквозь пальцы глядя на лежащее на полу тело брата. Кричал, пока не сорвал голос. Где-то далеко он услышал голос Эмиля. Его кто-то швырнул на пол. Рядом упал чей-то нож. Над ним сражались. Вилл на четвереньках отполз в сторону и кинулся к Тому. Перевернул его на спину. Заскулил, падая на грудь. Ему показалось, что сердце бьется. Он отвесил ему несколько пощечин.
— Ты только живи, — прошептал, разрывая на груди котту и камизу. — Слышишь, живи!
Он начал вдувать сквозь приоткрытые губы воздух и нажимать на грудь, как вычитал в одной умной книге, в которой писали, что так можно заставить сердце биться.
— Живи! Живи! Живи! — повторял как молитву, руками ломая от усердия ребра. — Ты только живи!
Он приложил ухо к груди, и ему все равно казалось, что сердце бьется. Оно не может не биться. Оно обязано биться. Оно не имеет права не биться!
— Живи! — провыл шепотом, бессильно падая на него. — Ты только живи!
Он опять ударил брату по щекам. Приподнял веко.