Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
– Расскажи… ясней, - сказал Хепри. – Я сделаю все, что тебе угодно…
Он был так близко к ней, что осмелел: прижал ее к себе неловкими руками и стал целовать ее грудь. А Тамит резко оттолкнула его, удивившись себе: ей эти ласки даже понравились. Может быть, потом…
Но не сейчас, никак не сейчас.
– Ты слишком многого хочешь, жрец, - резко сказала она. – Ты думаешь, что можно ласкать такую женщину, как я, ничего не давая взамен?
Юноша помотал головой. Он был так растерян, что забыл о ее недавних признаниях в любви – понимал только, что его отвергают.
– Чем я обидел
– Если у тебя достанет сил, юноша, - пренебрежительно сказала Тамит. Он готов был расплакаться от горя – этот чистый мальчик, только сегодня познавший наслаждение.
– Я сделаю все! Все, что в силах человека, и даже больше! – воскликнул Хепри; Тамит распахнула глаза и прижала палец к губам.
– Тише, тише!
Она повернулась и направилась к двери его хибарки. Он остановил ее, как она и ожидала, отчаянным возгласом:
– Ты придешь еще? Когда?
Тамит обернулась.
– Когда боги улыбнутся тебе, - прошептала она. – Будь готов принять меня в любое время.
***
Тамит, предусмотревшая все, не рассчитала одного – терпение стражника истекло еще на середине ее свидания.
– Где ты пропадала? – резко спросил воин.
Тамит оглядела свое измятое платье и огладила его. Стражник вдруг обратил внимание на это движение.
– Ты соблазнила жреца? – спросил мужчина.
Тамит изумленно и негодующе усмехнулась, краска бросилась ей в лицо.
– Ты сошел с ума!
Воин, предположивший это едва ли всерьез, теперь смотрел на нее с презрением.
– Чего еще было ждать? Я скажу госпоже – пусть больше не выпускает тебя за ограду дома! Ты бесчестишь все, чего касаешься!
– Ну… погоди, - пробормотала Тамит. Но поняла, что в ее положении угрожать собственной страже в высшей степени неразумно. Замолчала, отвернувшись от мужчины; но с лица того до самого дома не сходило выражение презрения.
Сдав ее с рук на руки управителю дома, стражник прямо доложил о своих подозрениях. Управитель – тучный мужчина в пышном парике, больше всего заботившийся о собственном спокойствии – округлил глаза от ужаса.
Ему безразлично было, позорный поступок совершила Тамит в храме или нет. Но он, как и стражник, готов был принять все меры, чтобы такого не повторялось. Только бы это как-нибудь не сказалось на нем самом.
– Ты больше не покинешь этот дом, - сказал управитель. – Я доложу обо всем господину – ты поняла?
И Тамит, гордая и прекрасная Тамит, презиравшая всех этих ничтожных людей, упала перед толстяком на колени со слезами:
– Умоляю тебя, не говори господину! Он покарает меня! Скажи госпоже, если нельзя умолчать, но не говори господину!
Управитель шумно вздохнул. Он и сам… опасался говорить господину о возможном бесчестье для его младшего жреца.
– Хорошо, - сказал он. – Но знай, что ты не выйдешь больше за ограду этого дома.
Тамит покорно кивнула, заливаясь слезами.
Ушла, сгорбленная и приниженная.
Она ненавидела этих людей – и жреца, и стражника, и управителя – так, что едва могла дышать. Но больше всех она ненавидела Ка-Нейт. Этим нежным госпожам никогда, никогда не понять, как унижаются маленькие
“Я отомщу вам всем”.
* Др.-егип. “скарабей”, одно из самых священных животных в Древнем Египте.
========== Глава 11 ==========
Ка-Нейт снова была счастлива. Она не была так счастлива никогда – даже когда девочкой мечтала о любви. Она не знала, что действительность может быть прекраснее любых мечтаний.
Ее супруг строго исполнял свои священные обязанности, но у него всегда находилось время для нее – и эти часы были вершиной счастья для обоих. Неб-Амон и Ка-Нейт катались на лодке по реке и купались, сбросив одежду, вдали от чужих глаз. Неб-Амон как-то хотел развлечь жену охотой на уток, но Ка-Нейт испугалась и отговорила его: она пожалела их, как всегда жалела все живые существа. Но с радостью согласилась научиться плавать – Неб-Амон с наслаждением учил ее, поддерживая ладонью под живот, а потом под спину. Хапи* ласкал их тела прохладными любящими руками. Потом они предались любви, там же, у кромки воды.
Ка-Нейт застыдилась, когда муж обнял ее – хотя их никто не видел; но потом потерялась в наслаждении, а он не уставал ласкать ее и любоваться ею. Он наслаждался ею не только в минуты обладания; она радовала его руки, уста, глаза… его радовало все в ней, даже то, как она стыдилась глядеть на него, но полностью забывала себя в его объятиях.
Они гуляли в рощах в закатные часы – обнявшись, молча, слушая биение сердец друг друга. Ужинали вдвоем в саду под нежные переливы арфы. Ка-Нейт особенно удивила и обрадовала мужа тем, что проявляла интерес к книгам – не смея касаться жреческих текстов, она любила читать старинные сказания, хранившиеся в домашней библиотеке, и часто спрашивала его об истории Та Кемет, подолгу слушая его рассказы.
Хотя вся история Черной Земли – каждая ее частичка – имела священный смысл.
Они посещали и приемы, у самых знатных людей Уасета: великий ясновидец почти всегда имел деловую цель, но это не мешало ему, как и хозяевам, наслаждаться таким времяпровождением. Их развлекали музыканты, акробаты и танцоры, им подавали самые изысканные блюда. Но Ка-Нейт так и не привыкла к шуму, блеску… а главное, к опасности.
Она все время смотрела на слуг, которые пробовали их пищу. Ее смущали похвалы ее красоте, даже произнесенные с величайшею учтивостью и изяществом, как умели все придворные… впрочем, этому Неб-Амон был только рад.
Ка-Нейт ездила домой, к родителям – одна, только в сопровождении слуг; потом ее навестила мать, принявшая приглашение Неб-Амона и расположенная к нему. Джедефптах так и не показался верховному жрецу на глаза.
Неб-Амон превосходно понимал причины, и был рад и этому.
Он хотел обладать Ка-Нейт один – безраздельно. Хотя гордился тем, как другие завидуют ему, и еще больше ценил свое сокровище. После таких празднеств они предавались любви с особенным пылом.
Так прошел месяц… второй месяц их так страшно начавшейся супружеской жизни, месяц, излечивший раны первых дней. Но вскоре все снова переменилось.