Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
– Женщина, - простонал Джхутихотеп; на губах его показалась кровь, но он пытался отмолиться от сделанного. – Женщина из твоего дома…
– Вот как? – таким же шепотом спросил Неб-Амон. – Если ты лжешь, правду вынут из тебя клещами. Какая женщина из моего дома могла подняться против меня?
– Я не… Я не знаю ее имени, - сказал Джхутихотеп. – Я не знаю…
Он заплакал.
– Лжешь, - холодно заключил верховный жрец, поднимаясь на ноги. – Я выпытаю из тебя истину.
– Нет! – крикнул несчастный Джхутихотеп. –
У него так болело все тело, что он плакал уже от боли, не только от страха, который выворачивал ему внутренности.
Неб-Амон остановился, изумленный этими словами. Это могло быть правдой. Но единственная женщина в его доме, которую можно было бы назвать очень красивой – кроме Ка-Нейт - лежала сейчас тяжело раненая, может быть, умирала. Не могла же она сама нанести себе удар?
Должно быть, этого человека оболгали – женщина из дома его врага назвалась его собственной служанкой. Такое могло быть. Но как бы то ни было, этот убийца схвачен и будет казнен.
Не сказав больше ни слова и даже не взглянув на преступника, Неб-Амон покинул комнату. Заседание суда состоится завтра, с утра, и приговор был Неб-Амону уже известен.
Этот приговор одобрит и Амон, и другие его слуги.
***
Ка-Нейт сидела со своей наперсницей почти до рассвета; потом она задремала и проснулась, только когда рассвело. Тотчас же послала узнать о здоровье Тамит. Ей сказали, что она мучается, но выздоровеет – и сейчас уснула.
Ка-Нейт даже не вспоминала о преступлении, от которого пострадали обе прислужницы, и о преступнике. Ее разум не выносил таких ужасных вещей… и милосердная Ка-Нейт попросту не вспомнила о человеке, заключенном сейчас в доме в ожидании суда.
Она вспомнила о нем, только когда к ней вошел господин дома. Неб-Амон улыбался и был одет как для выхода – для храмовой церемонии, в белые сияющие одежды.
Но он заключил ее в объятия, как любящий супруг. Поцеловал в лоб и взглянул в глаза:
– Ты здорова?
– Да, - сказала Ка-Нейт, прижимаясь к нему с наслаждением – наслаждением любовью; жрец ощутил ее трепещущие груди и отстранил от себя, страстно поцеловал в раскрытые нежные уста. Всего этого его могли лишить сегодня ночью.
– Где тот человек, что напал на Мерит-Хатхор и Тамит? – спросила Ка-Нейт, словно услышав, что он подумал.
– Он напал на тебя, - ответил Неб-Амон; он тяжело задышал от гнева. – Он напал на мое сердце в моем доме… и сейчас ожидает суда.
Ка-Нейт сжала руки и побледнела.
– К чему его приговорят, господин?
Неб-Амон знал, как она нежна и как страдает от проявлений суровой необходимости… даже справедливости.
– Еще неизвестно, - сказал жрец. – Суд состоится утром – скоро.
– Кто будет судить его и где? – спросила Ка-Нейт.
– Храмовый суд. Слуги бога, - ответил Неб-Амон.
Это было чистой правдой.
– Его казнят? – со страхом спросила Ка-Нейт.
– Приговор еще неизвестен, - сказал Неб-Амон. – Я оставлю тебя сейчас – заботься о своей раненой.
Ка-Нейт улыбнулась, ее немного отвлекло напоминание о Мерит-Хатхор.
– Она поправляется. И Тамит тоже, - сказала она. – Этот человек не убил их… что с ним сделают?
И снова она думала о том, на кого следовало только плюнуть.
Неб-Амон, не ответив, покинул комнату.
Ка-Нейт сжала руки, хотела побежать за ним, чувствуя страшную правду… и побежала. Задыхаясь, побежала за господином своей судьбы и схватила его за одежду:
– Не убивай его! Не убивай!..
Неб-Амон чуть не вырвал у нее свою одежду, но овладел собой и только положил руку на ее руку. Сжал ее.
– Я никого не убиваю, - сказал он. – Я не убийца. Осуждает бог, и его приговор – приговор по истине.
Ка-Нейт вздрогнула, и ее ручка замерла в его руке. Неб-Амон ласково отпустил ее и пошел дальше. Он чувствовал, что жена снова хочет остановить его, но она не посмеет.
Его приговор – божественный приговор.
У Джхутихотепа онемело все тело; он даже на какие-то мгновения забывал об ожидающей его участи – только бы прекратились теперешние страдания. Открывал рот, чтобы попросить развязать его, но молчал; он знал, что его не пожалеют.
Но наконец не выдержал.
– Развяжите мне руки! – хрипло вырвалось из сухого, как пустыня, горла. – Дайте воды! Сжальтесь!
– А женщин дома ты пожалел? – отозвался стражник, задержавший его.
– Дадим ему воды и ослабим веревки, - вмешался вдруг второй. – Все равно его казнят. Пусть не страдает больше, чем ему определят.
Первый стражник помялся.
– Господин рассердится.
– Он не узнает, - ответил второй. Он вышел и сказал слуге принести арестованному воды.
Джхутихотеп ощутил огромную благодарность, почти блаженство – на те несколько мгновений, когда его развязывали и поили. Потом вдруг оба стражника отскочили от него и заняли свои места у двери.
Вошел Неб-Амон – стремительным шагом, с горящими гневом глазами.
– Поднимайте его, - приказал он. – Ведите за мной. Суд состоится сейчас.
Джхутихотепа вздернули за веревки, которыми он был связан, но пришлось понести его – руки и ноги перестали сгибаться.
Храмовый кенбет заседал недолго.
Решение вынесли единогласно.
Джхутихотеп закричал, когда услышал приговор – закричал освеженным ртом, который скоро пересохнет навсегда.
“Ты останешься в темнице храма без пищи и питья, пока не умрешь”, - звучал в его ушах голос верховного жреца, как голос самого Осириса.