Цветок яблони
Шрифт:
— Ты живешь очень долго и знаешь о природе волшебства куда больше, чем мы все. Ты был одним из тех, кого называли великими, — обратилась она к Мильвио. — Твой учитель мудрейший волшебник своего времени — Скованный. Твои друзья — легенды. Ты обучался в Талорисе, цитадели знаний, накопленных даже не за века, за эпохи. Ну, и самое важное — ты общался с Тионом уже после того, как все закончилось. Вы были рядом некоторое количество лет. Я очень сомневаюсь, что ты не спросил у него.
— Обоснованные сомнения, сиора.
Он не собирался
— Тебе не кажется, что мы сейчас вместе в одной дырявой лодке? На середине реки?
Мильвио вздохнул с усталостью человека, объясняющего очевидные вещи:
— Я могу вручить тебе лишь ручку от черпака. Она не поможет избавиться от воды или тем паче заткнуть пробоину. Ты хочешь узнать самую великую тайну Тиона? Представь себе — я тоже. Конечно же я спрашивал. Много раз. И всегда получал один и тот же ответ. Хочешь его услышать? «Время не пришло».
— Секрет, который, скорее всего, передали ему асторэ, он счел нужным унести с собой в могилу. — Тэо вспомнил саркофаг в Туманном лесу. — И я вполне понимаю его. Он хотел забрать магию и не готов был довериться. Чтобы никто не попытался вернуть её назад.
— Верно. Потому что в темные годы моей жизни, в моменты слабости, я думал об этом не раз и не два. Что, возможно, волшебство смогло бы погасить пожары и воссоздать разрушенное. Слишком долго меня окружали одни руины. — Голос южанина звучал надтреснуто. — Поэтому Тион сделал верно, не рассказав мне.
— Уверена, у тебя есть догадки.
— Конечно, есть. Пара десятков. Некоторые из них очень похожи на правду. Желаешь услышать их все?
— Я болтаю, исключительно чтобы хоть как-то занять время. Мне сейчас слишком темно и неуютно здесь. Прости, если повела себя грубо.
— Твои вопросы закономерны, прекрасная сиора. Но признаюсь тебе совершенно честно — если бы я знал истину, то доверил бы её только Шерон.
— Ты все же куда больше человек, чем волшебник. Волшебник бы не рассказал никому.
— Ну, так я давно уже не волшебник, — весело откликнулся треттинец.
— Тогда скажи нам еще одну вещь. Ты ведь тоже сюда приходил. — Тэо помнил их прошлый разговор. — Почему лишь один раз? Почему не стал?
Мильвио вздохнул:
— Простой ответ на самом деле. Мне не понравились мысли, которые у меня появились, когда я попал сюда. Несвойственные мне. Не понравились настолько, что я раз и навсегда прекратил игры с зеркалами.
— Это было связано с Арилой?
— Конечно. Идеальный способ — надавить на больное. Попытаться рассорить с теми, кого я считал друзьями. А еще пообещать не только ее, но и силу, если я буду на стороне моего «великого учителя». Маленькая ложь, которая способна наворотить множество бед. Полагаю, шаутты изначально подсунули Мариду после Аркуса идею создать все это, и Гвинт первым попался в сети. Он часто ходил этими тропами. А после потерялся в самообмане. Что он самый лучший, что Нейси любит его, что следует изучать искусство, которое долгие годы было под запретом у волшебников. Результат вам известен.
— Значит, для тебя важнее оказались друзья?
— Друзья всегда важнее магии, сиора, — серьезно и веско ответил треттинец. — Привязанности, дружба, любовь, слово, которое следует сдержать, — именно это делает нас людьми, а не тварями, вроде шауттов. Пока есть те, ради кого стоит умереть, ты настоящий.
— А как же Тион? Как он выдерживал все, что ему показывали здесь? — Тэо осторожно перешагнул через зеркальный шип, торчащий из земли.
— Он мог видеть ложь. Она стекала с него точно вода.
— ...Кто здесь?!
В бесконечном непрерывном шепоте новая фраза была словно удар секиры. Тяжелый. Внезапный. Резкий.
Его нельзя было не заметить. Пропустить. Проигнорировать.
И поэтому они все остановились, словно врезавшись в стену.
— Кто здесь? — повторил голос, теперь в нем слышалось не сухое равнодушие, а испуг.
Мильвио обнажил фальчион, прищурившись, глядя куда-то во мрак.
— Ждите.
Он шагнул в сторону ближайшего висящего осколка.
Голос, исчезнув, породил зловещую тишину, опустившуюся на их плечи.
Мильвио не появлялся минуту. Две. Бланка нервно пошевелилась, облизнула губы.
— Ты слышишь его?
Тэо покачал головой, затем понял, что она не увидит ответа:
— Не слышу.
И решительно двинулся вперед, несмотря на приказ южанина оставаться на месте. Семь быстрых шагов — и Мильвио вытянул руку, перегораживая путь.
Света в полумраке оказалось достаточно, чтобы разглядеть круг среди выжженной травы и сероватые обрезки лоскутов, похожие на лепестки мёртвых, увядших цветов. Ворох старого тряпья, покрытого седой пылью, высокий, примерно акробату по бедро, пах старым, заброшенным домом.
Отталкивающе. Чуждо.
Тэо не сразу понял, почему Мильвио столь напряжен, до того момента, пока тряпки едва заметно не пошевелились. И тут точно пелена упала с его глаз, Пружина увидел то, что перед ним, совсем иначе. Не просто куча лохмотьев, о нет.
Мантия с капюшоном. Человек, сидящий на земле.
Он смотрел на них, а они на него.
— Ты... — прошелестел шепот из-под капюшона. — Ты.
Тэо ощутил на себе взгляд.
— И один из твоих прихвостней. Все же я не смог убежать... Все же не смог. Прятался, но ты нашел. Хоть сейчас послушай. Я не делал этого. Не убивал ее.
— Знаю. — Голос у Мильвио был точно вороний грай. — Теперь знаю.
— Тогда зачем тебе преследовать меня? Хочешь уничтожить всех, кто не встал под твои знамена, прежде чем пойти к Мелистату? Оставь. Забудь. Забери своего пса и пройди мимо, Тион.
Говоривший пошевелился, и капюшон сполз с его головы, обнажая череп, обтянутый морщинистой пятнистой кожей. Запавшие маленькие слезящиеся выцветшие глаза. Едва видимые губы, редкие зубы и бледное облако седых волос, липнувших к голове.