Цветы корицы, аромат сливы
Шрифт:
Во дворике простого бедного домишки толклось три десятка японских военных различных рангов, таскали ящики, размещали оружие. На них смотрели потрясенные воробьи. Посредине всего этого обмахивался веером Аоки. Его бросило в жар от волнения, да и сакэ он выпил.
– Нам нужно немедленно приступать к пробной постановке. А поскольку мы хотели бы полного контроля, то… давайте пройдемся по городку, – предложил Накао. – Посмотрим, что здесь есть, назначим тех, кто станет персонажами пьесы.
– Если бы вы соизволили пожаловать мне несколько бронзовых монет… – пробормотал Ли Сяо-яо. – Я должен купить свечей и подготовить дом для представления. Также и бумагу для записи
– Я знал эту идиому, – сказал Накао Рюити, – но забыл.
– Это означает «тяжёлые времена, тяжко живётся», – не поднимая взгляда пояснил хозяин дома.
– Это поденщик Хуэй-нэн, обычно работы для него нет, и он поддерживает плечами этот забор, даже когда спит, иначе этот забор давно бы уже упал, – негромко рассказывал хранитель театра теней. – Это родовой храм семьи Цао. Это небольшая кумирня тетушки Мао, она божество отхожих мест.
– Более значительные боги не снисходят до Ляньхуа? – спросил Накао.
– Она – очень почитаемое божество, ведь иначе можно погрязнуть в нечистотах.
Они остановились возле ворот большой усадьбы под огромным хлопковым деревом.
– Это дом почтенного Цао, он что-то вроде старосты в нашем поселке. Один из самых богатых и уважаемых людей здесь. Вот беда – недавно похоронил сына. Под черной крышей, где криптомерии, – дом семьи Ло, еле сводят концы с концами. Это Ван Гоушэн, внук старухи Юнь, ловит крыс для еды, а если повезет, то и циветт…
– Я принял решение, – нетерпеливо сказал доктор Накао. – Включите в пьесу почтенного Цао и сделайте так, чтобы он умер не самой обычной смертью. Не поймите меня неправильно – мне нужно проверить действие театра.
– Почему Цао? – спросил Аоки, осторожно трогая шипы хлопкового дерева.
– Н-ну, если этот местный А-гуэй, пьяный до бесчувствия, утонет назавтра в канаве, я не сильно удивлюсь. Почтенный Цао, судя по всему, человек крепкого здоровья – это ведь он вышел там на прогулку с зонтом западного образца? – трезвого образа мыслей, небеден… Жизнь его менее подвержена нелепым случайностям. Пусть у него – за семью запорами, при отменном здоровье – стрясется что-нибудь… неординарное…
– Хорошо, – склонил голову Ли Сяо-яо. – Позвольте мне подумать совсем немного, и я сейчас же примусь писать арии к пьесе. Пускай она называется «Цветы корицы, аромат сливы».
– Прекрасно. О чем пойдет речь?
– Дело в том, что почтенный Цао хотел купить невесту для своего умершего сына – девушку из семьи своих соседей Мэй. Он ходил к ним, сватал их Цянь-юй за своего сына, но пока они ни на чем не сговорились. Я разовью этот сюжет.
– Пленен вашим умом и тонкой образованностью. Сегодня беседовал с вами – и счастлив на всю жизнь, – доктор Накао с трудом припомнил несколько любезных китайских выражений. Собственно, он хотел сказать, что его все устраивает.
«Весь вечер и весь следующий день Ли Сяо-яо работал над пьесой, – писал Итимура в своих записках. – В это время Ивахара и Идзуми держали отвоеванный рубеж. Доктор Накао с небольшой группой мотоциклистов, сложив в сумки у сиденья харлея ритуальные принадлежности, под охраной отряда Кентаро на сутки укатил в святилище Нюйва. По дороге их, разумеется, обстреляли. Там он выложил пентаграмму и что-то жег в ее центре, пока сам не загорелся – вернулся с обгоревшим рукавом, весь насквозь пропахший дымом от курительных палочек. Никому ничего не говоря, сел читать готовую пьесу Ли Сяо-яо. Оторвавшись от чтения, он распорядился, чтобы
«Ли Сяо-яо зажег множество светильников по всему дому. На одолженные деньги он сумел привести главную залу в большой порядок. Окно было затянуто новой бумагой. До ширмы театра, установленной на сундук у западной стены, я насчитал более двадцати шагов. „При первом посещении это была комната в шесть татами, – бросил мне через плечо господин Аоки. – Откуда здесь двадцать шагов?“. Конечно, в первый раз было так сумрачно, что нельзя было и разглядеть углов. Хозяин дома возился около сундука с театром, в одежде хоть и самой скромной, но все же для него, вероятно, нарядной.
Вся верхушка китайского отделения „Курама Тэнгу“ в парадной униформе прошла в дом. Накадзима Хидэки отступил в противоположный конец комнаты, чтобы сделать фотографию. Все стояли и ждали. Все величие Японской Империи в каком-то смысле сосредоточилось сейчас здесь, в этих фигурах. На темно-синем кимоно доктора Накао Рюити выделялась, помимо вышивки – белых хризантем на рукавах, белая лапка каппы. Невозможно было объяснить смертельную бледность Аоки Харухико, – как я не могу объяснить ее и сейчас, когда он покинул этот мир. Так странно уйти, когда мы близки к полной и абсолютной победе. Он стоял с выражением мучительного сосредоточения, пока делались снимки для истории, затем, едва начался спектакль, не заговорив ни с кем и не дав никому никаких объяснений, прошел к задней двери, вышел во двор и покончил с собой. Он не счел нужным написать стихотворение смерти.
Господина Аоки очень жаль. Ведь у него там семьдесят пять морд во дворе. Кто же будет кормить их всех? Семьдесят пять грустных лисьих морд… Как подумаю об этом, щемит сердце.
Полковник Кавасаки открыл церемонию проверки Императорского театра теней и обратился к китайской стороне в лице Ли Сяо-яо.
– Детали нашей сделки будут сохранены в тайне. Вам следует благодарность от японского правительства…
Лейтенант Хитоми стоял рядом и переводил его слова.
– Не надо благодарности, – сказал вдруг Ли Сяо-яо, упав на колени. – Я совершаю преступление.
– Прошу простить нас за эту бестактность, – неожиданно твердо сказал доктор Накао Рюити, выступив вперед. Полковник Кавасаки с застывшим выражением лица смотрел, как Ли Сяо-яо поднимается с пола.
Доктор Накао Рюити сел на циновку, выпрямился и устремил взгляд на ширму. Ли Сяо-яо сделал знак мальчику-музыканту в углу, и тот взял в руки какой-то инструмент наподобие бива. Спектакль начался».
Перевод Саюри пестрил недостатками, однако Вэй Сюэли привык понимать ее. Сказав про «грустные лица лисиц», Саюри остановилась.