Цветы корицы, аромат сливы
Шрифт:
– Нет, не думал. Когда я понял, что очень похож на своего почтенного дедушку, дальше уже я только вертел это в голове так и сяк, прикидывал, как бы я их обманул. Потому что я бы обманул. Бабушка, скажи, а что это за дети, старики, младенцы – что там за люди были у вас в доме, когда пришли японцы? Откуда они взялись? В дневниках у Итимуры описана какая-то девочка лет трех, полный дом домочадцев… Но вы же с дедушкой в то время жили только вдвоем?
– Ну что же ты недогадлив так! Конечно, нас было двое, но Сяо-яо предвидел приход японцев и сказал, что лучше всего, если во время их визита в доме будет как можно больше народу – и лучше отощавшего, больного, заразного,
Тут Сюэли наконец сообразил, что фамилия Аоки записывается иероглифами
На занятиях по русскому языку обсуждали и пересказывали рассказ Куприна «Слон».
К'aждый день к ней прих'oдит д'oктор Михаил Петр'oвич, кот'oрого он'a зн'aет уж'e давн'o-давн'o. Иногд'a он прив'oдит с соб'oй ещё двух доктор'oв, незнак'oмых. Они д'oлго см'oтрят Н'aдю и говорят между соб'oю на непонятном язык'e.
– Загадка: на каком языке они говорили? – спрашивает преподавательница. – Россия, конец девятнадцатого – начало двадцатого века. На каком языке…?
– М-м… Ну, просто на медицинском языке, – предположила Шао Минцзюань. – То есть по-русски, но… много трудных терминов…
– Возможно. Но если это действительно другой язык, то какой?
– По-английски, – брякнул Лю Цзянь.
– Точно нет.
– Немецкий, – сказал Сюэли.
– Это не глупое предположение. Немецкий был в то время чем-то вроде языка естественных наук. Но думаю все же, что это не он.
«Неужели по-древнегречески?» – вяло подумал Сюэли. Преподавательница вечно подлавливала их на очень простых и очевидных для русских вещах, которые, однако, часто выглядели совершенно головоломно для его соотечественников. Очень тяжело, например, было из полного имени человека извлекать информацию о том, как звали его отца, – русские делали это мгновенно, не задумываясь. При чтении текста про Дашкову, разумеется, китайским студентам казалось, что Екатерина Дашкова и Екатерина Вторая – сестры, из-за сходства имен, трудно было также противостоять ощущению, что Гоголь жил в XII веке. Преподаватели застывали с открытым ртом при некоторых простых вопросах, например, «А когда было христианство?» или «Пушкин – это имя или фамилия?» – видимо, сама формулировка вопроса как-то выдавала, какая беда царит у учеников в головах. Однажды кто-то из группы высказал осторожное сомнение в том, что Ломоносов поступил благоразумно, когда, создавая русский литературный язык, изобрел противопоставление совершенного и несовершенного вида для системы глагола. У преподавательницы аж краска сошла с лица. В попытках понять, на чем основана игра слов в названии «Анна на шее», Сюэли провел полгода, причем объяснения преподавателей не помогали. В них неизбежно возникал святой Владимир и еще какие-то люди, связь которых с вопросом затем не удавалось установить. Однажды, рассказывая биографию Ломоносова, Сюэли закончил словами: «Я не знаю, что сделал Ломоносов в области стихосложения, но я знаю, что он сделал в кристаллографии, и преклоняюсь». По выражению лица преподавателя он с изумлением понял, что она как раз не знает, что Ломоносов сделал в области
– Здр'aвствуйте, Т'oмми, – говорит д'eвочка. – Как вы пожив'aете? Вы хорош'o сп'aли эту ночь?
Слон так'oй больш'oй, что он'a не реш'aется говорить ем'y «ты».
– Понятно, почему это смешно? – спросила тем временем преподаватель.
– Нет. Непонятно, – с искреннием изумлением отвечал Чжэн Цин.
– В Китае маленькая девочка и должна говорить слону
– Ну ты посмотри, какое расхождение! – восклицает преподаватель, даже обрадовавшись чему-то. – Ладно. Хорошо. А вот это: «Мама слышит этот крик и радостно крестится у себя в спальне». «Крестится»,
– Вот этот, – сказал Сюэли. Он сложил ладони перед грудью и медленно поднял их до уровня лба, одновременно поднимая взгляд. – Китайский перевод. Ну, или можно воскурить благовония, – добавил он. – Но это время.
– А если нет благовоний?
– Можно взять в руку горсть земли и просыпать ее через кулак, вот так, – Сюэли показал, как. – Это полностью аналогично возжиганию благовоний.
– Горсть земли в наше время, пожалуй, еще реже бывает под рукой, чем даже благовония, – заметила преподаватель.
– В Древнем Китае почва обычно чаще всего была… под ногами, – пояснил Сюэли.
Позднее, пересказывая Куприна, Сюэли изложил все, добросовестно придерживаясь текста, упомянул о том, что после знакомства со слоном Надя пошла на поправку, и заключил:
– Но все-таки я думаю, что девочка умрет.
– Почему? – поинтересовалась преподаватель.
– Н-ну… потому что я думаю, что у нее лейкемия, – честно сказал Сюэли.
Он вскользь подумал о том, что какие-то такие же примерно симптомы появились в последнее время у Саюри. То встанет, то сляжет, то выйдет в магазин, то не выйдет и в сеть. Лежит себе, вцепившись в свой брелок с хэлло-китти. «Утечка жизни из организма», – определил это для себя Сюэли.
Поздним вечером Сюэли сидел в компьютерной комнате и помогал Цзинцзин с курсовой.
– Сегодня мне приснилось, – сказал он, – что я нажимаю в лифте кнопку, чтобы спуститься вниз с двенадцатого этажа, но он неожиданно едет вверх, – наверное, его вызвал кто-то другой. Я думал, что в здании сорок пять этажей, но с неприятным чувством оказываюсь на 618-м. Поскольку одна из стен лифта прозрачная, я смотрю с этой высоты вниз на город. Здание слегка раскачивается от ветра, как будто это длинный стебель такого металлического цветка…
– Мой сон был не такой страшный, – сказала Цзинцзин. – Как будто ты… э-э… переходишь границу.
Сюэли вздрогнул.
– Что?
– Ну, переходишь какую-то границу.
– Я не перехожу никаких границ, – подчеркнуто сказал он, используя высокоэтикетную форму речи.
– И-и… как будто ты… тащишь ящик.
– О. Я тащу ящик?
– Да. И к тебе спешат такие как бы… русские солдаты.
– О-о. Русские солдаты?
– Да. И офицер. И ты как бы переходишь… полосу отчуждения.
– Ага, да.
Задумавшись, Сюэли отвлекся и вбивал на сайтеимя Ли Сяо-яо во всех мыслимых и немыслимых транслитерациях. Ничего не находилось.