Цветы на его похороны
Шрифт:
Маркби и Хокинс позавтракали в ресторане отеля за соседними столиками. При встрече они величественно кивнули друг другу. Как две пожилые фрейлины, подумал отчего-то развеселившийся Маркби.
Позже он увидел, как Хокинс выходит из отеля. Видимо, направляется в «Малефи». Минут через десять Маркби тоже вышел из отеля и направился в ту же сторону. Но он не собирался заходить в дом. Пора обойти парк и, если удастся, поговорить с Мартином-садовником.
Возможность представилась ему раньше, чем он предполагал. Подойдя к воротам, он
— Значит, полицейские разрешили вам здесь работать? — окликнул его Маркби.
Узнав его, Мартин насупился.
— Суперинтендент сказал, что можно. Миссис Константин боится, что второй ананас тоже свалится кому-нибудь на голову, а ей отвечать! Мне велели не трогать второй столб. Все равно второй ананас разбился.
— Хорошо. Я пока тут прогуляюсь, если никто не возражает.
— Разумеется! — без всякого воодушевления буркнул Мартин.
— Мисс Митчелл очень хвалила мне парк.
— Я дипломированный садовод. — Судя по всему, Мартин не был очень падок на лесть. Более того, Маркби допустил вопиющую бестактность, предположив, что парк может быть в небезупречном состоянии. — У меня есть диплом!
— Прекрасно. Что ж, работайте дальше.
Маркби пошел дальше, размышляя о французах. Всем известно галльское обаяние, но если уж они проявляют дурной характер, у них на пути лучше не вставать.
Парк действительно оказался красивым и ухоженным; Мартин имел право обижаться. Маркби гулял по лужайкам, охваченный мрачной завистью: у него вряд ли когда-нибудь будет время хотя бы на то, чтобы разбить собственный сад! Может быть, он выбрал не ту профессию. Может, надо было заняться садоводством — как Мартин. Оглядываясь на прожитые годы, Маркби сам себе удивлялся. Почему он в самом деле не стал садоводом? Правда, в молодости ему и в голову не приходило зарабатывать себе на жизнь тем, что он считал забавой.
Он добрался до самого удаленного от дома края парка; дальше начинались поля. Маленький участок оставили невозделанным — судя по всему, умышленно. Рядом с маленьким прудиком, поросшим камышами, стояла деревянная скамейка. Старший инспектор сел на нее и добрых полчаса наслаждался красивым видом, наблюдая за птицами и белками. Ярко светило солнце; несмотря на ранний час и утреннюю прохладу, ласковые солнечные лучи растопили его тревогу. Маркби поднял лицо кверху и закрыл глаза. Как здесь покойно!
Он открыл глаза, услышав чьи-то шаги. В нескольких шагах от него остановился Мартин — наверное, закончил работу у ворот. Заметив, что старший инспектор на него смотрит, садовник сказал:
— Мистер Константин любил здесь сидеть.
— Вполне его понимаю, — ответил Маркби. — Вы с ним, наверное, хорошо ладили?
— Конечно. С ним все хорошо ладили. Он был очень добр ко мне.
— Кстати, примите мои поздравления. Парк просто превосходен. Один из лучших частных парков, какие мне приходилось видеть.
— Спасибо. — Мартин немного оттаял
Но Маркби не успел наладить отношения с садовником: им помешали.
Услышав кашель, Мартин резко повернул голову. Маркби тоже развернулся и увидел, что к ним приближается третий: Хокинс шагал к ним по влажной траве, и на его узком, худом лице застыло подозрительное выражение.
— Хочу с вами поговорить, — обратился он к Мартину.
— Да, сэр.
Мартин уставился на суперинтендента без всякого выражения.
Хокинс скользнул взглядом по Маркби:
— Не здесь. Ступайте к гаражу. Там и побеседуем.
После того как Мартин ушел, Хокинс снова переключил внимание на Маркби.
— Загораете? — язвительно осведомился он.
— Да, вроде того. Я восхищался парком.
— Терпеть не могу садоводство! — неожиданно злобно выпалил Хокинс. — В детстве я постоянно работал на участке у отца. Мы обязаны были проводить там все субботы — пололи, поливали и так далее. Если мы отлынивали, нам не выдавали карманных денег. Любая мелочь доставалась тяжким трудом! Отец без конца заставлял перекапывать землю. Вы когда-нибудь занимались двойной перекопкой? Пытка, и больше ничего! Такое детство навсегда отвратило меня от садоводства!
— Очень жаль.
Хокинс пожал плечами и, подойдя к прудику, заглянул в него.
— Там, наверное, водятся тритоны.
Судя по тому, как резко Хокинс сменил тему, Маркби понял, что суперинтендент собирается огорошить его каким-то неожиданным вопросом. Хокинс продолжал:
— Садовник что-нибудь рассказывал вам про себя?
— Хотел, но вы его перебили! — довольно сурово ответил Маркби. — Еще десять минут, и я мог бы узнать что-то важное…
— По-вашему, ему известно о бывшем хозяине что-то, чего пока не знаем мы?
— Он очень благодарен Константину за то, что тот взял его на работу. Считает его добрым. Вряд ли Мартин станет при вас плохо отзываться о покойном хозяине!
— Да уж, слыхал. Его тут все просто обожали! — проворчал Хокинс. — Мы все еще копаем, но, если где-то и есть грязь, нам еще предстоит ее найти. Щедро жертвовал на благотворительность, безупречно честен в делах, счастлив в браке. Настоящий столп общества! И все же у каждого найдется свой скелет в шкафу. Правда, если у Константина и есть таковой, то шкаф надежно заперт, а ключа я пока найти не могу. — Хокинс помолчал. — Детей у них, конечно, нет; поговаривают, что его жена не прочь посмотреть налево. Но даже если и так, муж как будто не возражал. Вот пока единственная ниточка…
— Глупый флирт! — буркнул Маркби.
— Чего-чего?
Хокинс повернул узкую голову на длинной тонкой шее; Маркби показалось, что суперинтендент похож на черепаху.
— По-моему, она слишком ценила свой брак, чтобы рисковать. — Маркби указал в сторону «Малефи». — Взгляните, чего ей пришлось бы лишиться!
— Мне нужна зацепка, — капризно заявил Хокинс. — Можете предложить что-нибудь получше?
— Он сменил имя. Помните, я говорил, перед самой смертью он пытался мне что-то сказать? Почему имя казалось для него таким важным?