Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй

Автор неизвестен

Да,

С утра еще слух услаждали высоких гостей Мяо Цина, А вечером будут кружиться вокруг забулдыг Симэнь Цина.

Вдали в лесу показался флажок винной лавки.

– Братцы! – обратились к слугам певцы. – У нас животы подвело. Ведь целый день в пути. Не пропустить ли по чарочке?

Все четверо выпрыгнули из седел и направились к дверям кабака, на котором красовалась остроумная надпись: «За наше вино бессмертный отдаст нефритовые подвески, сановник расстанется с золотыми регалиями и собольей шубой». В самом деле, это был прелестный кабачок!

Путники сели за стол и окликнули полового.

– Подавай рога с вином! Тащи лук и чеснок! Побольше мяса нарежь! Да соевого творогу не забудь.

На столе появились блюда. У путников в предвкушении обильной трапезы даже слюнки потекли. Но тут кто-то из них поднял голову. На стене белели две парные надписи, начертанные размашистым витиеватым почерком:

Путь в тысячу верст, он далек или нет? Вперёд ли назад — безразличен ответ. Куда б ты ни ехал, ты в мире живом. Зачем же вздыхать, что далек отчий дом?

Строки эти красовались как раз напротив певцов и били, что называется, не в бровь, а в глаз. Задетые за живое, певцы не сдержали слез.

– Братцы! – говорили они слугам. – Мы-то надеялись весь век у хозяина прожить, а что вышло? Перекинулись за чаркой вина парой фраз, и уж отправляют нас в подарок в далекие края, а жалок человек на чужой стороне. Что-то нас ждет впереди?

Мяо Сю и Мяо Ши стали их успокаивать. После плотного обеда путники снова вскочили на коней. Снова застучали шестнадцать копыт. Много дней миновало, прежде чем они добрались до области Дунпин. В уездном центре Цинхэ они спешились и стали разузнавать, куда идти дальше. Наконец остановились на Лиловокаменной у дома Симэнь Цина.

Симэнь после приезда из столицы не видал покою. Одни присылали подарки, другие приглашали на пиры. По три, по четыре гостя в день навещали. А там и старшей жене надо было с приездом уделить внимание, и остальных не обойти. Дни проходили в пирах и усладах. Симэнь и в управу не заглядывал, даже о возвращении своем не уведомил.

Но вот в день приезда певцов у него выдалось время, и он поспешил на заседание в управу. Одного за другим приводили на допрос арестованных. Всякие дела разбирали – прелюбодеяние, драку, шулерство и ограбление. Потом, когда собрали и зарегистрировали поступившие жалобы, Симэнь сел в легкий паланкин и, окруженный телохранителями, очищавшими путь от зевак, отправился домой. Тут-то он и заметил заждавшихся слуг с певцами. Следуя за паланкином, они вошли в залу.

– Мы от господина Мяо из Янчжоу, – встав на колени, отрекомендовались вошедшие. – Вот вам, батюшка, письмо.

Они отвесили земные поклоны.

– Встаньте! – подняв руку, сказал Симэнь и начал расспрашивать о Мяо Цине.

Он позвал Шутуна. Тот разрезал серебряными ножницами пакет и вынул бумагу. Симэнь стал читать приложение к письму. Между тем Мяо Сю с Мяо Ши, продолжая стоять на коленях, протянули подарки.

– Примите, батюшка, знаки почтения от нашего господина, – сказали они.

Симэнь очень обрадовался и распорядился, чтобы Дайань убрал подношения, а слугам велел встать.

– Мы ведь встретились за тысячи ли от дому, – говорил он. – И представьте, какое родство душ, какая привязанность! Пообещал певцов подарить, – и разговор-то за чаркой вина зашел, – я уж забыл давным-давно, а ваш почтенный хозяин помнит. Я-то все жалел, что в спешке не успел с ним проститься. Да, обет дороже денег. Говорят, умели в старину дружить, да и то называют только Фана и Чжана [22]. О них добрая молва живет, будто они друг за другом за тысячу ли ходили. Вот и ваш хозяин из таких редких друзей.

Так Симэнь на все лады расхваливал и благодарил Мяо Цина.

– Хозяин приказал нам служить у вас, батюшка, – говорили, приблизившись и отвешивая земные поклоны, певцы. – Не будьте к нам слишком строги, батюшка, умоляем вас!

Симэнь посмотрел на подростков-певцов, чистых и стройных. Они были действительно хороши собой. Уступая, быть может, разодетым женам Симэня, певцы затмили бы любую служанку, привыкшую блистать обрамленной алыми губами белизною зубов. Симэнь велел устроить в передней зале угощение. Было отдано распоряжение, чтобы с ответным письмом Мяо Цину отправили щедрые дары – шелка и украшения. Для ожидавших в кабинете певцов готовили комнаты.

Прослышав о певцах, Ин Боцзюэ и остальные друзья поспешили к Симэню, и тот велел Дайаню накрывать стол на восемь персон. На устроенный по этому случаю пир к гостям вышли певцы и, ударив в кастаньеты, запели на мотив «Вешних вод»:

Грушевый сал распустился с улыбкой, Ива кудрявой не гнет головы, Чайные розы в цветении зыбком Чают дождаться бутонов айвы [23].

На мотив «Остановив коня, внимаю»:

Заросшие тропинки, Заглохшие плетни. Нестройные травинки, И смолкли соловьи. Дождливой паутинкой Опутан сонный сад, На мостике с горбинкой Дробинки наугад. А шмель забыл багряной Гвоздики аромат, Не пьет нектар медвяный – Промок его наряд. Стою я на террасе, Вздыхаю у перил. О, как непрочно счастье – Любимый разлюбил.

На мотивы «Опустился дикий гусь» и «Победной песни»:

Вот нахмурила Си Ши зимородки-брови, Затаила чудный лик – в яшмовом покрове. Красноперый козодой плачет в сизой дымке И роняет на цветы жемчуга-слезинки. Вдруг на солнце засверкал шляпы светлый глянец, И подвески закружил искрометный танец. Как цветочная пыльца шпилек ароматы Плавно реют у крыльца расписной палаты [24]. Прекрасное тронешь – в грязи замараешь. В пучину залезешь – всех рыб распугаешь. Пичуга влетела – от страсти пьяна. Лишь мне нет опоры – тоскую одна.

– Да, в самом деле вы чудесно поете! – сказал, кивая головой Симэнь.

– Нас обучали и коротким романсам,– говорили, кланяясь, певцы. – Мы Вам сейчас споем, батюшка.

– Очень хорошо! Спойте! – попросил Симэнь.

Певцы запели:

Вот шелка кусок белоснежного На раме тугой растянул, Взял кисть и на поле безбрежное Великий художник взглянул: Там травы баюкают нежные В рассветной сиреневой мгле, Телята желтеют потешные. А на раздобревшем воле, Листая потертую книжицу, Задумался старый пастух… Котята весенние лижутся, И стоны рожка нежат слух. Трясутся хвосты в нетерпении, Гоняют назойливых мух. Чтоб подлинным стало творение Немало затрачено мук. Есть в библиотеках стихи и романы, Есть лютня и цитра, есть флейта и цинь. Немало поэтов, чьи песни желанны, Но «Солнечных весен» [25]вторых не найти. Великие песни веками нетленны – Поют их красавицы наперебой. Да будет прославлен поэт вдохновенный, Как в «Оде о высях» [26]воспевший любовь.