Цветы зла. Продолжение Крайней мазы
Шрифт:
– И выиграть тысячу баксов...
– О них к тому времени я забыл...
Эгисиани замолк, вспоминая, о чем он говорил до того, как собеседница его прервала.
– Вы говорили, что, желая ее оживить, вы...
– Я привлек ее к делу, - вернулся в колею хозяин ресторана.
– Уже зная о специальности Кристины, я предложил ей оформить ресторан друга. Она согласилась без энтузиазма, со словами: "Я все давно забыла, но, если ты этого хочешь". И оформила, здорово и необычно. Я каждый день ходил смотреть, как обычный подвал превращается в нечто особенное... И как она сама превращается в человека. Потом Кристина
– А ваш ресторан? Не похоже, что в нем поработал даровитый оформитель?
– Его оформлял мой младший брат. Его убили, - потемнел лицом Эгисиани.
– Простите...
– рука сама по себе распустила волосы.
– Кроме него у меня никого не было...
– Продолжайте, пожалуйста, я вас внимательно слушаю, - попросила Марья Ивановна, когда следы тягостных воспоминаний перестали искажать лицо собеседника.
– Кристина занималась не только оформлением помещений, - продолжил тот свой рассказ.
– Она еще рекомендовала певиц и певцов, клоунов и поэтов и тому подобный кордебалет. И всегда в масть, всегда шансон был продолжением интерьера, кухни, хозяина, наконец... Не прошло и месяца, как она стала другим человеком... Уверенным, энергичным, ищущим...
– Вы полюбили ее?..
– Нет... Не полюбил...
– Почему?
– Наверное, ждал вас.
Она пропустила признание мимо ушей. Грузин - есть грузин. Что с него возьмешь?
– Короче, пари было выиграно...
– проговорила, посмотрев на пустую рюмку.
– Да. За день до ее смерти я получил тысячу долларов...
– сказал он, наливая коньяку.
– Замечательно. А кто же все-таки ее отравил?
– Не знаю. Я душу вынул из Дикого, и эта голая душа призналась мне, что не имеет к смерти Кристины прямого отношения. А мои друзья в это же время опросили соседей. Все они сказали, что не ничего не знают и никого не подозревают.
Она посмотрела на часы. Был десятый час. Покопавшись в сумочке, обнаружила, что мобильного телефона в ней нет.
"Бог мой, я же выбросила его в урну вместе с одеждой! Смирнов меня растерзает! Попросить у этого красавчика? Нет, не солидно..."
– Мыслями вы уже дома?
– спросил ее Эгисиани язвительно.
– Муж, наверное, ходит сейчас по углам, сжимая кулаки и бормоча проклятья?
– Это точно. Пожалуй, я поеду, а не то придется новую мебель покупать.
– А как же моя кухня? Кстати, мой малый зал вам, без сомнения, понравится. У меня там на полах и стенах шкуры медведей, тигров, лев даже есть. И еще великолепная коллекция подлинного оружия - старинные пищали, копья, луки со стрелами и тому подобное.
– Как-нибудь в другой раз. Давайте выпьем на прощанье, да я поеду.
Он хотел проводить ее до такси, но на выходе из зала к нему подошел человек с большим животом и что-то зашептал на ухо. Послушав, Эгисиани, посмотрел на нее виновато: - Бога ради, обождите меня минутку, - и спешно удалился.
Она пошла к такси, ждавшему у подъезда. Не успела расположиться на сидении, как из раскрытого окна ей на колени упал комок белой писчей бумаги.
10..
Из дома Маша позвонила Смирнову. Он, обрадовавшись, сказал, что скоро будет. Она пошла в ванную, умылась, слегка подкрасилась (мама говорила ей, что мужчина должен знать, что его женщина красится не только лишь для своего удовольствия и удовольствия посторонних лиц), и лишь затем развернула записку.
В ней было написано: "Вовчик знает об убийстве Крысы все".
Когда она пришла к выводу, что Крыса - это Кристина, в замочной скважине задвигался ключ Смирнова.
Лишь только дверь открылась, и в ее проеме появился Евгений Ильич - в чужих брюках, скособоченный, вымученно улыбающийся,- у Марии Ивановны упало сердце.
– Что с тобой?
– спросила она, подавшись к нему.
– Видишь ли, оказывается, у Регины домовой никто иной, как Робин Гуд...
– Какой Робин Гуд? У тебя рубашка в крови!
– Робин Гуд, потому что в заднице у меня арбалетная стрела...
Она выгнулась, чтобы посмотреть на упомянутое место.
– Ну, торчала. Мне до сих пор кажется, что она там. Посмотри, если не веришь.
Он вынул из кармана свернутый в трубочку рентгеновский снимок и вручил супруге.
Уставившись в дыру в тазовой кости, дыру размером чуть меньше копейки, она побелела. Увидев, что женщина готова заплакать, Смирнов обнял ее и заулыбался:
– Да не беспокойся ты, врач сказал, что стоять будет.
Потом она его кормила. Евгений Ильич ел стоя и рассказывал о визитах к Дикому и Регине.
– Так кто же в тебя стрелял?
– спросила Марья Ивановна, когда он закончил повествование.
– Не знаю... Единственно, что можно сказать, так это то, что стрелял человек, не желавший, чтобы я лез не в свои дела.
– Ты хочешь сказать, что теперь ты никого из известных нам лиц не подозреваешь?
– Да. Этот выстрел не лезет ни в какие ворота.
Смирнов не кривил душой. По дороге домой он пришел к выводу, что выстрел из арбалета пробил насквозь не только его тазовую кость, но и версию.
– В том числе и в мои ворота, - покивала Марья.
– Полчаса назад я была уверена, что Кристину убил Эгисиани, а теперь не знаю, что и думать.
Закончив с ужином, они перешли в гостиную. Смирнов улегся на ковер животом вниз, Марья Ивановна села рядом и рассказала о встрече с Эгисиани. Затем показала Смирнову записку, полученную в такси. Тот прочитал ее, затем осмотрел внимательно с обеих сторон и сказал:
– Если Крыса - это Кристина, то получается черт те что.
– Да, черт те что. Я думаю, ее недаром Крысой прозвали. Похоже, она не только дизайном занималась и артистов для варьете подбирала. И в таком случае нам с тобой светит разборка криминальной помойки.
– Расскажи об Эгисиани подробнее. Ты же женщина, ты должна была его прочувствовать.
Марья Ивановна о чем-то думала.
– Ты что?
– Смирнов почувствовал, что она нашла какую-то ниточку.
– Зря я не осталась. Он ведь предлагал продолжить разговор в малом зале...
– А потом в кабинете?
– Естественно. Но дело не в том...
– А в чем?
– Он говорил, что стены малого зала увешаны шкурами. И старинным подлинным оружием - пищалями, луками со стрелами и тому подобное. Может там и арбалет есть? Кстати, как он выглядит?